Читать онлайн «Американская кузина»

Доун ЛИНДСЕЙ

Американская кузина

Перевод с английского Л. Володарской

Маркиза Уичерли ожидали к вечеру.

Из-за этого великого события в доме все было вверх дном. И тетя Лейла, чью практичность Соррел научилась ценить за несколько недель пребывания в ее доме в Англии, и самая последняя посудомойка готовились будто к королевскому визиту, так тщательно они целую неделю чистили, мыли, полировали, снимали и выколачивали ковры, протирали до блеска окна... Ни в одной комнате нельзя было посидеть спокойно. Даже ели на ходу и невесть что из-за волнения дорогого повара-француза, вывезенного тетей Лейлой из Лондона, тем более что она совершенно замучила его, требуя то одно, то совсем другое, а то и вовсе невозможное в это время года.

И в завершение этой кутерьмы разразился скандал. Красавица кузина Ливия, ради которой ехал маркиз, дала пощечину служанке, сообщившей ей пренеприятную новость. Муслиновое платье, в котором она собирается встретить знатного гостя, оказалось порванным в стирке.

Служанка, племянница экономки, выполнявшая множество поручений Ливии, что не входило в ее обязанности, впала в сильнейшую истерику и заявила об уходе, вызвав серьезный домашний кризис. Все понимали, что экономка, не стерпев оскорбления, тоже может в любой момент попросить расчет и без того маленький штат еще больше уменьшится в самый критический момент, а это грозило мятежом.

Виновница же всех бед спокойно удалилась в свою спальню. Никому и в голову не приходило, тем более избалованной красавице, что она может помочь обессилевшим слугам и сделать что-нибудь полезное, например почистить серебро или расставить цветы. Ее вклад в приготовления к прибытию гостя заключался в напоминании матери, что маркиз не любит устриц, и она не собирается ставить его в неловкое положение, знакомя с обтрепанными и невоспитанными соседями.

Миссис Гронвиль, мать Ливии и тетя Соррел, выслушала это довольно спокойно, и не только по своей душевной доброте. Она не меньше дочери хотела, чтобы визит ничем не омрачился и его светлость сделал Ливии долгожданное предложение руки и сердца. Лет двадцать назад она вместе с матерью Соррел могла бы взять приступом лондонский свет, несмотря на свое довольно скромное происхождение. Но оба ее покойных мужа, хоть и были один богаче другого, принадлежали к кругу честных торговцев, не слишком стремившихся к высокому положению, и теперь ее болезненно заботило, как бы что-нибудь не помешало Ливии.

Какой бы Ливия ни была избалованной и самовлюбленной, даже Соррел, привыкшая постоянно видеть рядом красавицу мать, невольно задохнулась от изумления, едва бросила первый взгляд на кузину. Подобной безупречной красавицы ей не приходилось встречать. От своей матери и тетки Ливия унаследовала золотистые локоны и лучистые голубые глаза, но ее профиль был еще тоньше, а ротик с очаровательными пухлыми губками еще очаровательнее и так манил к поцелуям.

Однако Соррел, приехавшая из Америки познакомиться со своими лондонскими родственниками, быстро поняла, что у ее кузины, со всем ее бело-розовым женским очарованием, железная воля. Если ее мать и тетка достигли неожиданного успеха одной своей красотой, то Ливия поставила себе цель пойти дальше и выйти в аристократки.

Отсюда маркиз и те чрезвычайные усилия, предпринятые, чтобы заполучить его на неделю или две в имение.

Обычно, как поняла Соррел, ее тетя и кузина ездили на модные курорты, вроде Бата или Брайтона, ибо Ливия не представляла, как можно оставаться в городе на лето. Однако в этом году ее тетя из сентиментальности и ради племянницы решила пожить в очаровательном Котсуол-де, где появилась на свет вместе со своей сестрой-двойняшкой. Она сняла на лето большой дом, которым мечтала владеть, когда была девочкой и когда ее будущее богатство ей и не снилось.

Это также давало ей возможность пригласить маркиза Уичерли на несколько тихих недель в деревню, чего она никак не могла бы сделать в Бате или Брайтоне, где без увеселений и соперниц не обойтись. А так как единственным желанием Ливии было заманить, грубо говоря зацапать, маркиза Уичерли, пока ее летнее отсутствие не ослабило его впечатление о ее красоте (или, не дай Бог, его не увлекла другая красотка), то все годилось для его исполнения.

Соррел в глаза не видела объекта этих непомерных забот, но довольно живо воображала маркиза, столь сильно поразившего воображение тети и кузины. Она ни капли не сомневалась в его надменности, холодности и тщеславии, так же как в экстравагантности его нарядов. Она встречала уже подобных городских Нарциссов в Лондоне и от души смеялась над их дурацким видом. Его сиятельство столь высокопоставлен, что не может наклонять голову, а его шея укутана в такое количество кружев, будто ему не дает покоя боль в горле. Слишком узкие плечи увеличены за счет такого количества ваты, что требуется пара лакеев, иначе ему бы ни за что не надеть фрак.

Завершали этот образ пустого и глупого фата тщательно уложенные и напомаженные, но производившие такое впечатление, будто он попал в ураган, волосы, не говоря уже о множестве булавок и стекляшек, которые должны были украшать его персону. В Америке он никуда не посмел бы показаться в таком нелепом виде.

Ливия помимо своей воли внесла посильный вклад в нелестный портрет, желая поразить воображение своей немодной американской кузины. Страдая от непомерного тщеславия, она даже и подумать не могла, рассказывая провинциальной кузине в безвкусных траурных платьях, какие выводы та делает, и с восторгом делилась своими мечтами о лакеях в ливреях, о домах и экипажах, а также рассказывала, с каким тщанием готовятся к путешествию подобные изысканные особы.

Оказывается, мало прыгнуть в карету с гербом на двери, еще надо позаботиться о транспорте для сундуков и слуг, и чуть не половину дома надо взять с собой, чтобы вытерпеть несколько недель вне любимого гнездышка.

Соррел временами с трудом сохраняла невозмутимое выражение на лице, особенно когда слушала о величественных и громадных особняках, где обед обязательно остывал, пока его несли из кухни, или о еще кое-где сохранившихся лакеях, единственным занятием которых было стоять позади своего знатного господина, если он предпочитал сидеть, и сопровождать его, если он переходил в другую комнату, или о собственных капелланах, мажордомах, экономках и прочей многочисленной челяди, с ревностью относившейся к своим привилегиям в господском доме.

Такая жизнь казалась Соррел нелепой и неудобной, а тот, кто ее сознательно выбирал,- смешным хвастуном.