Читать онлайн «Позови меня трижды…». Страница 54

И покатились деньки, покатились. И жаль их было, ведь были это не просто чьи-то, а ее золотые деньки. Замелькали, зарябили в глазах недели, месяца, сливаясь в неразличимые годы. И многим женщинам, с которыми Катя работала вместе, проводя с ними самую большую и значительную часть жизни, тоже было жаль своих лет, да только куда деваться? Их институт в городе прозывался- "Женский монастырь". Замуж здесь почти никто не выходил. Сюда можно было только попасть замужней, можно было развестись, а вот почему-то найти себе мужа здесь было нельзя. Хорошо еще, что Катя вышла замуж в институте, хотя ничего хорошего она уже в этом не видела.

В дамской курилке собирались и некурящие, даже графини туда заходили. Из всего сметного отдела курила только одна Ленка, поэтому в курилке, расположенной на их этаже, она была как бы главной, у нее и ключ от этой комнатки лежал в столе. Она притащила туда с архитекторами списанный диванчик и обшарпанный журнальный столик из красного уголка. Правда, по вечерам там с комфортом располагалась курящая уборщица, у которой были ключи от всех помещений, поэтому каждое утро Ленке приходилось с площадной руганью за ней прибираться.

Катя немного побаивалась, что с этих посиделок с Ленкой у нее скоро начнется бронхит курильщика от пассивного вдыхания сизого дыма, но уже не могла обходиться без общения накоротке в маленькой подсобке. Больше они любили послушать рассуждения водоканала Розалии Львовны Бибикус. Рослая черноглазая женщина чуть-чуть за сорок пользовалась вниманием со стороны мужчин. И, судя по ее же словам, пользоваться этим вниманием она умела на всю катушку. Бибикус была разведена и давно, дочь она лет пять назад выдала замуж, в партии КПСС не состояла, поэтому никаких моральных табу в половом вопросе не имела. Когда она рылась в своей сумочке в поисках зажигалки, на пол вместе с ключами, шариковыми ручками и помадой валились пачки индийских презервативов. Отечественную продукцию Розалия Львовна не признавала, утверждая, что в ней имеются такие маленькие дырочки, такие маленькие, что разглядеть их могла только Бибикус. Она заявляла, что настоящая женщина всегда должна быть готова к сексу. И этот секс Розалия Львовна умудрялась находить даже у них в институте.

И если лысый конструктор из седьмого отдела проектирования металлических конструкций, казалось, никогда не поднимавший головы от расчетов подкрановых балок, вдруг ни с того, ни с сего подходил к ним в столовской очереди и развязно осведомлялся насчет меню, то все заранее угорали, ожидая рассказа Бибикус. Елки-палки, балки-шпалки! Они едва сдерживали смех, представляя, как немолодой Иван Борисович "по шпалам, опять по шпалам" бежит домой от водоканала Бибикус. А когда на профсоюзном собрании кого-то вдруг ставили в пример и выдавали премию за сверхурочный труд, а среди называемых фамилий была и Бибикус, то вся обширная женская часть их коллектива просто умирала от хохота.

И Розалия Львовна, как передовик и сверхурочник, щедро делилась опытом с молодежью. Рядом с ней все чувствовали себя мобилизованными и призванными бойцами невидимого фронта. Розалия Львовна и у члена партии могла тут же за углом запросто проверить членство. Иногда оплывшие фигуры работников умственного труда ставили в тупик даже Бибикус. И ее глубокомысленные рассуждения о том, какая позиция с таким товарищем будет конкретнее — спереди или сзади, только добавляли веселья в курилке.

Катя смеялась вместе со всеми. Втайне она восхищалась жизненной стойкостью Розалии Львовны, которая и после таких встреч могла посмеяться, в первую очередь, над собой, над своими простыми, и на этот раз несбывшимися надеждами.

— Я вот с вами смеюсь, девочки, а потом у меня неправильная жизненная позиция вырабатывается, — как-то заявила им Бибикус. — Однажды, совершенно случайно, я увидела Михаила Васильевича, нашего парторга, без штанов. И тут, совершенно некстати меня разбирает вот этот наш дурацкий смех. И я не могу настроиться! У меня пропадает секс эпил, а у Михаила Васильевича падает все, что еще только могло привстать! И я не могу сдержать смех, потому что вдруг представила всех наших мужчин без штанов! Вдруг как представила! Если бы они здесь без штанов ходили бы — их бы сразу с работы выгнали! Их бы в партию не приняли!

Слава Богу, мужчины у них в институте пока ходили в штанах. Но информация, сообщаемая Бибикус, делала их многограннее, по-человечески интереснее. Сама Розалия Львовна предавалась сексуальным приключениям, скорее всего, не от избыточной потенции, а от чувства некоторой неполноценности. Как-то она несколько стеснительно, что в обиходе для нее было несвойственно, спросила Катю: "Слушай, Карташова, а какая у тебя фамилия до замужества была?"

— Савина, — несколько озадаченно проговорила Катя.

— Ну, конечно, тоже приличная фамилия! — искренне позавидовала Розалия Львовна. — А у той вон Людки, конструкторши, — Владимирова! Это же все равно, что не иметь никакой фамилии вовсе. Сколько я из-за своей фамилии вынесла, ты даже представить себе не можешь! Меня до девятого класса в комсомол не принимали! В институт с такой фамилией можно было только на водоснабжение и канализацию поступать. Личную жизнь вообще никак не наладишь. Папаша у меня, видите ли, Бибикус был, пока не сплыл. А мама тоже — Гребенкина! А, знаешь, кто у меня муж по фамилии был? Пестриков! И тогда я, сдуру, подумала, что уж лучше я останусь Бибикус по папе. У тебя никого нет в паспортном столе, что бы фамилию совсем поменять, а? А то я столько раз заявления писала, такие фамилии себе придумывала, а они разрешают только буквы менять. И кем я стану? Бабикус? Или Бибикс? А теперь мне говорят, что если я фамилию поменяю, то мне пенсию не начислят. А, может, я замуж выйду? Бывает ведь в жизни всякое…

Однажды в столовке архитектор по имени Олег что-то тайком сунул под столом Ленке, и она заторопила Катю на рабочее место. Поднимавшейся с ними начальнице отдела она пояснила, что пакет у нее под мышкой — почта для плановиков с седьмого этажа, и, не заходя в отдел, потянула Катьку в курилку.

— Нет, ты подумай, что за шалава! Опять эта поломойка две штуки сперла, — сказала Ленка, доставая пачку сигарет из-за батареи.

Она закурила и принялась разворачивать сверток, переданный Олегом. В нем оказался яркий заграничный журнал с очень красивой девушкой на обложке. Девушка была одета в черные трусики, эсэсовскую фуражку и высокие черные сапоги. В руках она держала хлыст и как-то нехорошо улыбалась. Больше на ней, конечно, ничего не было. Катя с опаской развернула первый в своей жизни порнографический журнал.