Читать онлайн «Течёт река…». Страница 94

Теперь надо было идти в полицию. Адрес записан, план Ливерпуля у меня есть, и, казалось, найти нужную улицу вполне возможно, не прибегая к помощи прохожих. Но это только казалось. Количество поворотов то направо, то налево по мере продвижения все увеличивалось, обозначенные на карте улицы превращались в тупики или куда-то исчезали, а вместо них возникали другие. Хотелось есть. Было уже два часа дня. Зашла в кафе. Сэндвич с ветчиной и листиком салата, чашка кофе подкрепили меня, но, выйдя на улицу, я не могла вспомнить, с какой стороны подошла к кафе. Пришлось вновь зайти в него и спросить у стоявшей за стойкой девицы о местонахождении нужной е улицы. Она стала объяснять, но говорила на каком-то совсем непонятном мне языке. Я ещё не знала тогда, что жители Ливерпуля говорят на совершенно особом диалекте, уловить смысл ими сказанного трудно и англичанину, а приезжему человеку и вовсе невозможно. Я поблагодарила и двинулась в том направлении, куда указывала её рука. Поплутав ещё немного, наткнулась, наконец, на перекресток с названием нужной улицы и достигла входа в одно из отделений ливерпульской полиции.

Говорить пришлось с полицейским-женщиной. Ей я предъявила своё удостоверение личности, она записала нужное ей в толстый журнал, спросила, где я живу и действительно ли я приехала из Москвы. Я подтвердила, а она сказала, что никогда не видела ни одного человека из России и ей хочется, чтобы на меня взглянул их главный начальник. Женщина нажала кнопку на столе, за которым сидела, и рядом с нами оказался здоровенный дядька в полицейской форме. Его несколько устрашающий вид не соответствовал спокойным интонациям его голоса. Он тоже выразил удивление, что я русская, сказав, что принял бы меня за шведку. Почему за шведку, он не уточнил. А когда я, не зная, что сказать, вдруг сообщила, как трудно было мне найти к ним дорогу, полицейский к моему ужасу сказал, что проводит меня до того места, откуда я без труда дойду до Элмсвуд-роуд. По дороге он спрашивал, чем собираюсь я заниматься в Ливерпуле, чему хочу здесь научиться Ещё раз повторил, что никогда бы не подумал, что русские дамы так выглядят, и на этом мы с ним расстались на том перекрестке, откуда, как был он уверен, до нужного мне места — рукой подать. Полицейский говорил на понятном английском языке.

На повороте к Элмсвуд-роуд находились несколько маленьких магазинчиков. Внимательно осмотрев витрины, я поняла, что в них-то мне и необходимо зайти. Купила несколько тетрадей, бумагу, конверты, открытки с видами Лондона и Ливерпуля, смешные открытки со зверюшками. Вечером, уже точно зная свой адрес, написала письма допой, вложив в них картинки для Анюты, письмо в Лондон на Принсесс-роуд Гене Ягодину, сообщив ему, как он просил, свои координаты и первые ливерпульские впечатления. На следующее утро в первый раз опустила свою корреспонденцию в тумбообразный красный почтовый ящик, на котором точно обозначено время выемки писем. В это же утро и на моё имя пришло письмо от мистера Симпсона из ливерпульской ветви Британского совета. В нём сообщалось, что уроки английского языка мне будет давать дважды в неделю по одному часу миссис Мейлард. Прилагался её адрес и телефон. Впрочем, писать ей мне не пришлось, она сама прислала мне в тот же вечер письмо, приглашая прийти к ней в ближайшую пятницу к пяти часам. Жила миссис Мейлард совсем недалеко от общежития. Дорога займет минут 15, как она сообщала в письме.

Прошло только полтора дня, как я в Ливерпуле, а уже можно было представить себе круг дел и занятий, уже составлялось подобие расписания. С чего же начинать завтрашний день? С библиотеки. Вынув из сумки зайца, легла спать. Библия лежала на тумбочке.

Прошла неделя, и многое из особенностей моей ливерпульской судьбы стало проясняться. Посещение библиотеки и университетской, и городской, посещение лекций и практикумов, уроки английского языка не принесли ожидаемого. Все было интересно и по-своему ново, но не столько в содержательном, сколько, я бы сказала, в ознакомительном плане. Вот как строится то, что называется лекционным курсом А вот так на практикумах (тьюториалс) анализируются художественные произведения. Вот какие методы применяют при обучении иностранцев английскому языку. Вот как владеют русским языком английские студенты, избравшие его одной из своих специальностей (наряду с немецким или французским). Вот что читали оканчивающие факультет славистики из Толстого и Достоевского. Никак не хотелось позволять себе поспешные выводы, но они возникли, и ничего поделать с этим я не могла. А по мере того, как шло время, они подкреплялись. Только профессора Мюир и Городецкая являли собой на фоне коллег эталоны эрудиции каждый в своей области. Лекции о трагедиях Шекспира (две лекции в неделю по пятьдесят минут каждая) производили сильное впечатление. Профессор Мюир шествовал в аудиторию величественно и гордо. Черная мантия и четырёхугольный головной убор со свисающей над левым ухом кисточкой придавали ему особую значительность. Ой поднимался на кафедру, и казалось, трагедия, о которой он вещал, разыгрывается на подмостках современного Шекспиру театра «Глобус». Удивительным образом академизм сочетался с аристократичностью, строгая логика изложения фактов с мастерством их органического включения, чередования с шекспировским текстом. Профессор Мюир читал наизусть монологи Отелло, Макбета, Лира, Гамлета с такой силой выразительности, что это подчас просто потрясало аудиторию, но при этом внешне он оставался сдержан, не допускал излишней жестикуляции и свободно переходил к ознакомлению студентов и с эпохой Шекспира, и с источниками созданных им произведений, и с трагедиями его предшественников. Курс профессора Мюира состоял из семи лекций.

Миссис Городецкая читала в октябре лекции о Пушкине и Лермонтове. Должно быть, было ей в то время много за пятьдесят, но выглядела она бодро, была подтянута, одета в строгий костюм и блузку с галстуком. Общалась с аудиторией на родном ей языке, что сковывало, как мне казалось, её порывы и возможности, приходилось сдерживать себя, стараясь говорить так, чтобы слушателям было понятно, не торопиться, чтобы могли они записать, повторять трудные слова, растолковывать многие выражения, выбирать из стихов строки не сложные. В связи с этим за отводимые на лекцию пятьдесят минут успевала она сказать о немногом.

Практикумы по дисциплине, именуемой в расписании студентов второго курса «Английские романы XIX–XX веков», повергли меня в смятение своей примитивностью. На весь учебный год планировалось знакомство с шестью романами. Точно помню, что среди них названы были «Джен Эйр» Бронте, «Большие надежды» Диккенса, «Поездка в Индию» Форстера. На занятиях по двум из них — «Джен Эйр» и «Большие надежды» удалось присутствовать. Вопросы, задаваемые миссис Аллот, которая вела занятия, не были сложными. Они были связаны с описаниями пейзажа и внешности героев. Обсуждалось это обстоятельно, с цитированием текста, с записыванием используемых в романах прилагательных для определения тех или иных явлений и предметов, глаголов, передающих те или иные действия. Все это протекало в замедленном темпе, студенты чувствовали себя очень свободно, сидели развалясь, некоторые не переставая жевали жвачку. Но все к занятиям готовились и текст знали хорошо, необходимые примеры подыскивали без труда, хотя и без энтузиазма.