Читать онлайн «Афоризмы и тайные речения Бодхидхармы»

Торжественное великолепие гор Суншань, что в провинции Хэнань, лучше всего созерцать ранней весной и поздней осенью. Весной все здесь дышит свежестью и ароматами первоцветов, журчание ручьев оживляет молчаливый покой древних гор. Осенью посредине темно-зеленых сосен начинают ярко алеть и золотиться клены – на закате кажется, будто солнце бросает горсть золотого песка на ветви деревьев. Это место уединенных медитаций, место, где черпали вдохновение поэты и художники многих поколений.

Именно сюда, как гласят предания, в VI в. откуда-то «с Запада» явился удивительный человек могучего телосложения, с суровым взглядом, всклокоченной бородой и густыми бровями – именно таким рисуют его канонические изображения. Тогда о нем почти никто не знал, равно как и не знали, что ему суждено стать первым патриархом одной из самых великих духовных традиций в мире, основателем крупнейшей школой буддизма, называемой по-китайски Чань, по-японски – Дзэн. Звали его Бодхидхарма (по-китайски – Дамо, по-японски – Дарума), что означало «Учение о просветлении». Поселился он в пещере неподалеку от знаменитого ныне монастыря Шаолиньсы и начал проповедовать удивительное учение о достижении просветления.

Учение Чань возникает на стыке буддизма Махаяны («Большой колесницы») и китайского даосизма. Буддийские школы созерцания существовали еще в Индии (например, школы, основывавшие свою проповедь на «Ланкватара-сутре»), а многие индийские наставники просветления через созерцание приходили в Китай еще в III–IV вв. Но в истории прославился лишь Бодхидхарма, хотя в момент своего прихода в Китай из Индии он не считался ни патриархом, ни самым выдающимся учителем. Само же учение Чань в Китае начало процветать с эпохи Тан в VI–VII вв. в период расцвета всей китайской культуры, а свой завершенный вид приобретет в Х—XI вв. Ранние учителя созерцания, как индийские, так и китайские, именовали свое учение отнюдь не Чань (что в ту пору просто обозначало созерцание как таковое), а «Школа Колесницы Единого» (санск. Экаяна, кит. Ичэн) – это должно было подчеркнуть, что школа сторонится догматических споров и объединяет в себе всю духовную мудрость.

Сегодня в мире – миллионы последователей учения Чань, или Дзэн. Монахов среди них немного, Чань превратился в самый открытый, «светский» вид буддизма. И хотя лишь немногие из поклонников учения «об очищении сознания через созерцание» действительно посвящены в тайные практики, популярность Чань превзошла, пожалуй, многие другие виды восточных духовных практик. К тому же Чань оказалось самой «практичной» школой буддизма, которая не только не проповедует полный уход от мира, но, наоборот, утверждает, что только через поступки, через практические деяния можно испытать свой духовный опыт.

Китайский практицизм позволил безболезненно связать воедино чань-буддизм с боевыми искусствами ушу, традиционным врачеванием, участием в государственных делах. И даже сегодня нас может поразить то, что чаньские последователи в современном Китае могут находиться на административных постах, например, возглавлять военные училища, лечебницы или заниматься бизнесом. Главное – сохранять свое состояние сознания в чистоте и не быть привязанным к материальным объектам этого мира.

Чань продемонстрировал абсолютную неразрывность практической деятельности и мистической составляющей всей нашей жизни, что и было выражено в знаменитом тезисе, приписываемом Бодхидхарме, «Единство деяний и принципа».

О сути Чань спорят, пишут сотни книг, пытаются самостоятельно дать трактовки изречениям известных мастеров. Уже вне Китая и Японии возникают западные «великие учителя» Чань, которые собирают вокруг себя последователей и оказываются почти несвязанными с китайскими истоками данного учения. Как ни странно, все это не является ни сектантством в негативном смысле этого слова, ни прямым искажением древнего учения: ведь Чань как раз требует «высвобождать сознание», и лишь от самого человека зависит, насколько он готов следовать заветам древних учителей или все же поддаться искушению создать какой-нибудь «свой Чань».

Бодхидхарма является ключевой и при этом, пожалуй, самой загадочной фигурой не только школы Чань, но и всей буддийской традиции Китая. Он превратился в символ чань-буддизма, стал фигурой скорее знаковой, нежели воплощением некогда жившей реальной личности. До сих пор практически в каждой монашеской келье можно встретить изображения Первопатриарха, при этом особо предпочитают знаменитую картину, где Бодхидхарма на бамбуковом стебле переправляется через море – символ того, как Наставник преодолел «море незнания» и принес свою мудрость людям.

Статус Бодхидхармы вообще достаточно странен, и формально его место на иерархической лестнице буддизма находится не очень высоко. Обычно высоко ценятся восемнадцать ближайших учеников Будды – архатов (кит. «алохань», или «лохань», досл. «обладающий заслугами»), непосредственно слушавших его наставления и являющихся наиболее почитаемыми в буддизме. Число «восемнадцать» стало сакральным для буддизма (впрочем, это связано и с небуддийской традицией Китая), в частности, на алтаре размещается восемнадцать предметов, в небольших монашеских четках – восемнадцать бусин и т. д. Зал 18 архатов с их скульптурами можно встретить практически в любом буддийском монастыре, однако существуют и другое количество архатов – обычно называют число 125 или 250, Бодхидхарма входит в число 250 архатов, что, по буддийским понятиям, хотя и подчеркивает каноничность его личности, все же не свидетельствует о ее первоочередной важности.

Бодхидхарма переправляется через море на бамбуковом стебле. Стела во дворе монастыря Шаолиньсы, XV–XVI вв.

Но в чаньских общинах происходит как бы «инверсия» святости: Бодхидхарма, не находясь на высших ступенях буддийской святости, становится центральной фигурой поклонения. Во многом это объясняется чисто исторической логикой развития китайского буддизма: Будда представляется существом крайне отдаленным, возвышенным над обычным человеком. Происходит «отрыв» божества, вознесение его в предельно высокие и далекие от человека сферы – этот процесс можно без труда проследить, следуя за всеми изгибами буддийской истории. Более значимыми становятся образы тех, кто осуществляет прямую связь между божественным и профанным – и именно здесь актуализируется образ Бодхидхармы. Бодхидхарма, который не является ни бодисаттвой, ни даже ближайшим из архатов, становится Патриархом крупнейшего мирового буддийского учения – учения Чань, или Дзэн. Роль архатов несколько в другом, это величайшие проповедники, распространяющие и толкующие учение Будды, своеобразные каналы, по которым благодать будд и бодисаттв доходит до человека.

Скульптура Бодхидхармы среди архатов в монастыре Шаолиньсы

Загадка Бодхидхармы остается и по сей день: практически все, что написано и рассказано о нем, может быть подвергнуто сомнению. Действительно ли он просидел девять лет в медитации лицом к стене? Создал ли шаолиньское боевое искусство? Написал ли он несколько «тайных трактатов», что передал ученикам? Кому завещал свое учение? Куда он ушел? Да и существовал ли он вообще?

Конечно, многие последователи Чань не задаются такими вопросами: в конце концов, Бодхидхарма – это символ духовного упорства и чистоты, и все, что рассказывается о нем – скорее предмет веры, чем исторических доказательств. Бодхидхарма – центр всей духовной традиции Чань, воплощение ее необузданной мудрости, тайной духовной практики и непривязанности к этому миру.

Итак, сначала посмотрим, что нам рассказывают легенды. Попутно напомним, что для того состояния сознания, в котором живет Китай на протяжении многих веков, для той буддийской традиции, которая здесь возникла, историческая реальность значительно менее важна, чем предания о ней. Ведь именно предания передают само ощущение сакрального, само отношение людей к произошедшему. А произошло ли это на самом деле – уже не важно, ведь предания просто «вещественным» образом оформляют психический настрой людей, их отношение к действительности.

Итак, для последователей Чань предание о Бодхидхарме – не историческое повествование, а особый тип отношения к действительности как к пространству, где живут великие мудрецы. Легенда гласит, что этот индийский миссионер прибыл из Индии в Китай, около 520 г. или 527 г., и после долгих странствий пришел в провинцию Хэнань, где и поселился в районе гор Суншань. Это была пора расцвета буддизма, время прихода в Китай десятков паломников и миссионеров из Индии, которые могли по разному трактовать основные постулаты, пользовались разными текстами, да к тому же и говорили на языке, абсолютно отличном от китайского. Полного перевода буддийского канона «Трипитаки» с санскрита и пали на китайский язык в ту пору еще не существовало, а то, что было переведено, оказывалось не очень точным переложением, а порою и вовсе искажало первоначальный смысл. Особую трудность представлял перевод ключевых буддийских терминов на китайский язык, таких как, «дхарма», «нирвана», «сатори», «карма» и многие другие. Все это, естественно, создавало немалый сумбур в головах у китайских последователей буддизма. Китайские школы в ту пору были невелики, их последователи жили в невысоких горах небольшими общинами, чаще всего даже не в монастырях, а просто в поселениях. Именно такой буддийский Китай и застал Бодхидхарма – Китай, обладающий самыми разнородными сведениями о буддизме, занимающийся самыми разными, порою абсолютно неупорядоченными практиками созерцания, очень верящий различным переводам индийских буддийских сутр, даже не задумываясь над тем, сколь ошибочен может быть такой перевод.