Читать онлайн «Избранные произведения»

Личность Ломоносова, его историческое своеобразие, его приход в русскою культуру нельзя понять, не составив себе представления об его родине, об окружавшей его природе и выдвинувшей его социальной среде. Славяновед В. И. Ламанский утверждал, что для появления Ломоносова «в целой России в начале XVIII века едва ли была какая иная область, кроме Двинской земли, с более благоприятною историческою почвою и более счастливыми местными условиями».[1] Беломорский Север был деятельным и цветшим краем, где жили потомки новгородцев, незакрепощенные «черносошные крестьяне», суровые, предприимчивые и умевшие за себя постоять, сплотившись в сильные земские «миры». Они не знали барщины и отбывали большинство повинностей в денежной форме, что способствовало усилению товарного хозяйства и развитию торговли и ремесел.

На Беломорском Севере развивались морские промыслы. Поморы строили и снастили речные и морские суда. Они воспитали в своей среде опытных «кормщиков» (капитанов), которые владели основами навигации и пользовались компасом, смело ходили в Ледовитый океан, добираясь до Груманта (Шпицбергена) и Новой Земли. По всему Мурманскому берегу были разбросаны промысловые становища, куда приходили суда для ловли трески особыми «ярусами» – огромными снастями с сотнями навязанных на них крючков. А на самом Белом море «сидели» на семужьих топях, били тюленей, варили соль, гнали смолу, добывали слюду. Здесь складывалась самобытная народная культура, возникали художественные ремесла. Хотя школ на Севере почти не было, поморы учили грамоте друг друга, собирали и переписывали рукописные книги, ценили печатные издания петровского времени.

Северная Двина, примерно в ста пятидесяти верстах от впадения в море, против города Холмогоры образует широкую луку, где расположилось несколько островов. На самом большом разместилось десятка три деревень в один-два двора, составивших две волости – Куростровскую и Ровдогорскую. «Деревнями» здесь называлось все владение, обычно одной семьи. К ним причисляли и пашни, и сенные покосы («пожни») на соседних заливных островах, и даже лесные «путики» на охоту. Деревеньки лепились друг к другу и нередко меняли названия. Согласно писцовым книгам, в одной из них – Мишанинской осенью 1711 года у помора Василия Ломоносова родился сын Михайло.[2] Позднее Мишанинская слилась с соседней Денисовской, которая и прослыла родиной Ломоносова еще при его жизни.

Василий Дорофеевич Ломоносов родился в 1681 году, по-видимому, рано осиротел и обретался на «подворье» своего дяди Луки Леонтьевича Ломоносова, «крутившего» промысловые артели на тресковые промыслы на Мурмане. Василий Ломоносов трудился на них рядовым покрученником. Женился он поздно, когда ему было под тридцать, на сироте, дочери дьякона из прихода Нижние Матигоры на Двине – Елене Ивановне Сивковой. Только после женитьбы он обзавелся своим домом, а к 1725 году построил двухмачтовый «новоманерный гукор» «Святой Архангел Гавриил», прозванный в народе за быстрый ход «Чайкой». На нем он и хаживал на промыслы в становище Кеккуры в губе Рында (на Мурмане) и развозил «хлебные запасы» на Соловки и для воинских гарнизонов на Коле и в Пустозерске. Лет с восьми Михайло Ломоносов стал разделять труды и опасности далеких морских переходов. Могучая северная природа открыла ему необъятный простор для наблюдений и запечатлелась в его памяти.

Грамоте Михайло стал обучаться, по-видимому, довольно поздно. Учителем его называют местного дьячка Семена Никитича Сабельникова, искусного в церковном пении и чтении и обладавшего каллиграфическим почерком. И вот скоро и сам Ломоносов стал читать на клиросе «Апостола» и другие книги, «расстановочно, внятно, а притом и с особою приятностию и ломкостию голоса».[3] От этого времени сохранился и первый автограф Ломоносова – он четко расписался в подрядной книге за двух неграмотных подрядчиков.

Ломоносов жадно тянулся к книгам. И северная деревня оказалась ими не скудна. В семье куростровцев Дудиных он раздобыл «Грамматику» церковнославянского языка Мелетия Смотрицкого и напечатанную в 1703 году для навигацких учеников «Арифметику» Леонтия Магницкого, содержавшую сведения по геометрии, астрономии и навигации. Эти две книги Ломоносов назвал «вратами своей учености». Важное значение для него имела «Псалтирь рифмотворная» Симеона Полоцкого, вышедшая в Москве в 1680 году. По ней он познакомился с книжной поэзией, тем более наглядно, что мог увидеть, как знакомые ему слова церковной «Псалтири» претворялись в стихи. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, я на пути грешных не ста, и на седалище губителей не седе» – а у Симеона Полоцкого:

Стихи написаны еще по старой силлабической системе, виршами.

Кругозор Ломоносова ширился, а обстановка в доме складывалась все более тяжко. Возвратившись с промыслов, он застал мать при смерти. Она умерла после 1719 года. Отец женился во второй раз, скорее всего в 1721 году, на дочери крестьянина соседней Ухтостровской волости Федоре Усковой, но в июне 1724 года она скончалась. Дом помора не мог оставаться без хозяйки, и отец Ломоносова женился в третий раз 11 октября 1724 года на вдове Ирине Семеновой – дочери вотчины Антониево-Сийского монастыря на Двине крестьянина Семена Корельского. Впоследствии Михайло Ломоносов отозвался о ней как о «лихой мачехе», попрекавшей его тем, что он сидит «попусту за книгами». «Для того многократно я принужден был читать и учиться, чему возможно было, в уединенных и пустых местах и терпеть стужу и голод…» (письмо к И. И. Шувалову от 31 мая 1753 года).[5] Отец решил по-своему образумить его и сговорил на Коле у «неподлого человека» дочь, но Михайло «притворил себе болезнь» и от женитьбы отговорился. Но надо было на что-то решаться. И вот, как сообщает «Академическая биография 1784 года», получив «неявным образом», видимо с помощью земляков, паспорт, заняв у соседа Ф. Шубного три рубля и не сказав ни слова домашним, ушел к Москве с караваном мороженой рыбы в конце 1730 года. «Дома между тем долго его искали и, не нашед нигде, почитали пропадшим, до возвращения обоза по последнему зимнему пути…».

В начале января 1731 года двинской рыбный обоз подошел к Москве и остановился в Китай-городе, где шел оптовый торг. Дело было под вечер, и Ломоносов первую ночь проспал в «обшевнях» (зимней повозке) в рыбном ряду. Поутру он встретил знакомого куростровца. Земляки приняли в нем участие, приютили и поддержали. Сперва он наведался на построенную при Петре Сухареву башню, где помещалась Школа математических и навигациях наук и преподавал Магницкий. Но в 1715 году она была переведена в Петербург, а на Сухаревой башне осталась низшая «цифирная школа». Там обучали грамоте и начальной математике. Неудивительно, что ему «этой науки показалось мало», и он обратился в основанную в 1695 году Славяно-греко-латинскую академию – высшую духовную школу, откуда в петровское время на гражданскую службу в различные ведомства с 1701 по 1728 год вышло 168 человек, а в духовенство – всего 68. Большинство учащихся (их насчитывалось до трехсот) были из бедноты, дети низшего духовенства, посадских, челядинцев и др. Указом Синода в 1728 году было запрещено принимать в Академию «помещичьих людей и крестьянских детей». Явившись к ректору Академии Герману Копцевичу, Ломоносов назвал себя сыном холмогорского дворянина, а на «словесном расспросе» обнаружил светлый ум и страсть к наукам. 15 января 1731 года он был зачислен учеником Академии, но посажен в самый низший класс, так как не знал латыни, на которой велось все преподавание, вместе с «малыми ребятами», которые, по его словам, над ним смеялись, поговаривая: «Смотри-де, какой болван лет в двадцать пришел латине учиться!» Так вспоминал он об этих днях в письме к И. И. Шувалову от 10 мая 1753 г. (с. 125).

Во время обучения в «Спасских школах», как в просторечии называли Академию, Ломоносову жилось трудно. Учащимся выдавалось от казны мизерное жалованье по три копейки на день в младших классах, а начиная с седьмого – четыре, да и оно часто задерживалось. «Имея один алтын в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше как на денежку хлеба и на денежку квасу, прочее на бумагу, на обувь и другие нужды» (с. 125). Но Ломоносов упрямо учился. Начав с первого класса, он через полгода перешел во второй и в том же году в третий. А через год настолько овладел латынью, что смог перейти в «словесный класс» – «пиитику», которую преподавал Феодор (Феофилакт) Кветницкий, знакомивший учащихся с началами поэтики и латинскими авторами: Овидием, Горацием, Вергилием и др. «Поэзия, – наставлял Кветницкий, – есть искусство о какой бы то ни было материи трактовать мерным слогом с правдоподобным вымыслом». Но вымысел не должен быть противоразумным». «Поэтически вымышлять – значит находить нечто придуманное, то есть остроумное постижение соответствия между вещами несоответствующими». «Вымысел есть речь ложная, изображающая истину». В этих словах четко изложен принцип барочного остроумия и образования метафоры: нахождение неожиданных смысловых связей и сближение «далеких» (переносных) значений слова.