Уильям Шекспир. Двенадцатая ночь, или что угодно
William Shakespeare Twelfth Night
Действующие лица
Орсино, герцог Иллирийский.
Себастьян, брат Виолы.
Антонио, капитан корабля, друг Виолы.
Валентин, Курио — приближенные герцога.
Сэр Тоби Белч, дядя Оливии.
Сэр Эндрю Эгьючик.
Фабиан, Фесте, шут — слуги Оливии.
Оливия.
Виола.
Мария, камеристка Оливии.
Придворные, священник, матросы, пристава, музыканты, слуги.
1
Место действия — город в Иллирии и морской берег вблизи него.
АКТ I
Дворец герцога.
Входят герцог, Курио и другие придворные; музыканты.
О музыка, ты пища для любви!
Играйте же, любовь мою насытьте,
И пусть желанье, утолясь, умрет!
Вновь повторите тот напев щемящий, —
Он слух ласкал мне, точно трепет ветра,
Скользнувший над фиалками тайком,
Чтоб к нам вернуться, ароматом вея.
Нет, хватит! Он когда-то был нежнее…
Как ты могуч, как дивен, дух любви!
Ты можешь все вместить, подобно морю,
Но то, что попадет в твою пучину,
Хотя бы и ценнейшее на свете,
Утрачивает ценность в тот же миг:
Такого обаянья ты исполнен,
Что подлинно чаруешь только ты!
Угодно ль вам охотиться сегодня?
А на какого зверя?
На оленя.
О Курио, я сам оленем стал!
Когда мой взор Оливию увидел,
Как бы очистился от смрада воздух,
А герцог твой в оленя превратился,
И с той поры, как свора жадных псов,
Его грызут желанья…
Входит Валентин.
Наконец-то!
Какую весть Оливия мне шлет?
Я не был к ней допущен, ваша светлость.
Служанка мне передала ответ,
И он гласил, что даже небеса,
Ее лица открытым не увидят,
Пока весна семь раз не сменит зиму.
Росою слез кропя свою обитель,
Она затворницею станет жить,
Чтоб нежность брата, отнятого гробом,
В скорбящем сердце не могла истлеть.
О, если так она платить умеет
Дань сестринской любви, то как полюбит,
Когда пернатой золотой стрелой
Убиты будут все иные мысли,
Когда престолы высших совершенств
И чувств прекрасных — печень, мозг и сердце2 —
Навек займет единый властелин! —
Идемте же под своды рощ зеленых;
Их тень сладка мечтаниям влюбленных.
Уходят.
СЦЕНА 2
Берег моря.
Входят Виола, капитан и матросы.
Где мы сейчас находимся, друзья?
Мы, госпожа, в Иллирию приплыли.
Но для чего в Иллирии мне жить,
Когда мой брат в Элизие3 блуждает?
А вдруг случайно спасся он?
Возможно:
Ведь вы спаслись!
Увы! Мой бедный брат…
Какой бы это был счастливый случай!
Но, госпожа, должно быть, так и есть:
Когда разбился наш корабль о скалы,
И все мы — горсть оставшихся в живых —
Носились по волнам в убогой лодке,
Ваш брат, сообразительный в беде,
Наученный отвагой и надеждой,
Себя к плывущей мачте привязал
И, оседлав ее, поплыл по морю,
Как на спине дельфина — Арион.4
Я это видел сам.
Вот золото в награду за рассказ.
Он укрепляет робкую надежду,
Рожденную спасением моим,
Что жив и брат. Ты здесь бывал?
Еще бы!
Не больше трех часов ходьбы отсюда
То место, где родился я и рос.
Кто правит здесь?
Высокородный и достойный герцог.
А как его зовут?
Орсино.
Орсино! Мой отец о нем не раз
Мне говорил. Тогда был холост герцог.
Он холост был, когда я вышел в море,
А с той поры минул всего лишь месяц,
Но слух прошел, — ведь любит мелкий люд
Судачить о делах людей великих, —
Что герцог наш в Оливию влюблен.
А кто она?
Прелестная и юная дочь графа.
Он умер год назад, ее оставив
На попеченье сына своего.
Тот вскоре тоже умер, и, по слухам,
Оливия, скорбя о милом брате,
Решила жить затворницей.
О если б
Я к ней на службу поступить могла,
До времени скрывая от людей,
Кто я такая!
Это будет трудно:
Она не хочет сидеть никого
И даже герцога не принимает.
Ты с виду прям и честен, капитан.
Хотя природа в благородный облик
Порой вселяет низменное сердце,
Мне кажется, в твоих чертах открытых,
Как в зеркале, отражена душа.
Поверь, тебя вознагражу я щедро, —
Ты лишь молчи, кто я на самом деле,
И помоги мне раздобыть одежду,
Пригодную для замыслов моих.
Я к герцогу хочу пойти на службу.
Шепни ему, что я не я, а евнух…5
Он будет мной доволен: я пою,
Играю на различных инструментах.
Как дальше быть — увидим, а пока
Пусть правда не сорвется с языка.
Вы евнух, я немой…6 Ну что ж, клянусь:
Коль проболтаюсь, тотчас удавлюсь.
Благодарю. Идем.
Уходят.
СЦЕНА 3
Дом Оливии.
Входят cэp Тоби Белч и Мария.
Ну какого дьявола моя племянница так убивается о своем покойном братце? Горе вредит здоровью, это всякий знает.
А вы, сэр Тоби, пораньше возвращались бы домой. Когда вы поздно засиживаетесь бог весть где, ваша племянница, моя госпожа, прямо из себя выходит.
Ну и пусть себе выходит на все четыре стороны!
Нет, нехорошо, что вы являетесь в таком неприличном виде.
А что в нем неприличного, скажи на милость? Самый подходящий для выпивки вид. И ботфорты хоть куда. А если никуда, так пусть повесятся на собственных ушках!
Не доведут вас до добра кутежи и попойки. Вчера об этом говорила госпожа, я сама слышала. И еще она поминала вашего дурацкого собутыльника, которого вы притащили сюда ночью и навязывали ей в женихи.
Ты это о ком? О сэре Эндрю Эгьючике?
О ком же еще?
Ну, он почище многих в Иллирии.
Нам-то что от его чистоты?
А то, что у него три тысячи дукатов в год.
Ему и на полгода всех его дукатов не хватит, — такой он дурак и мот.
Ну что ты болтаешь! Он и на виоле играет, и на нескольких языках как по писаному говорит, и вообще богатая натура.
Еще бы! Дурак пренатуральный! И не только дурак, но и забияка: разумные люди говорят, что, если бы его задор не ходил в одной упряжке с трусостью, быть бы ему давным-давно покойником.
Клянусь этой рукой, они мерзавцы и клеветники, коли несут такую чушь! Кто это тебе наплел?
Те самые, от которых я узнала, что он вдобавок ко всему вечера не пропустит, чтобы не напиться в вашем обществе.
Все потому, что пьет за мою племянницу. Я буду пить за нее, покуда у меня глотка не зарастет, а в Иллирии вино не переведется. Трус и мерзавец, кто не желает пить за мою племянницу, пока мозги не полетят вверх тормашками. Тсс, красотка! Castiliano vulgo!7 Сюда шествует сэр Эндрю Чикчирик!