Читать онлайн «Брекзит и евроскептики. Европейцы против ЕС»

© С. О. Бышок, 2016

© Книжный мир, 2016

Европа перестала быть уютным местом. Современный Европейский Союз чем-то до боли напоминает поздний СССР. С одной стороны, большинство понимает, что корабль плывёт куда-то не туда и необходимо срочно менять курс – иначе поток мигрантов из мусульманских стран и исламский терроризм захлестнут Европу. С другой стороны, по-прежнему есть уверенность в том, что изначально корабль был спроектирован правильно и шёл в целом верным либеральным курсом, с общей валютой и открытыми границами. Что-то подобное было и в последние годы существования Советского Союза. Люди поддерживали перестройку и желали, чтобы система изменилась. Но в то же самое время – крепко держались за мифологию марксизма-ленинизма и Октябрьской революции, считая её в целом положительным историческим основанием своего государства.

Европейский Союз создавался как параллельное НАТО экономическое объединение, которое способствовало бы более успешному развитию некоммунистических стран континента и преодолению накопившихся у европейцев, особенно в XX в., взаимных страхов и недоверия. Недоверие преодолеть получилось не сразу: так, Франция под руководством маршала де Голля несколько лет блокировала вступление в ЕС Великобритании, опасаясь, что Лондон не только станет играть в объединении первую скрипку, но также привнесёт в европейский проект американское влияние, против чего Париж выступал категорически[2].

После ухода де Голля Великобританию всё же приняли в Европейский Союз в 1973 г., однако с тех пор британцы оставались самой негативно настроенной к ЕС европейской нацией[3]. Когда ближе к концу 1980-х гг. Брюссель стал пытаться сделать общеевропейский проект более централизованным и форсировать не только экономическое, но и политическое объединение континента[4], не кто иной, как премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, заявила: «Пытаться подавить национальную государственность и сконцентрировать власть в руках европейского конгломерата было бы в высшей степени ущербно и представляло бы опасность целям, которые мы стремимся достичь. Европа однозначно будет сильнее потому, что она включает в себя Францию как Францию, Испанию как Испанию, Британию как Британию, каждую со своими обычаями, традициями и идентичностью. Было бы глупо пытаться подогнать их под стандарты европейской идентичности»[5].

Тем не менее, Евросоюз продолжил своё расширение за счёт бывших стран Восточного блока. И европейская интеграция, чего опасалась Тэтчер, действительно стала носить всё более политический, а не только экономический характер[6]. Это означало, что всё больше полномочий стало уходить из-под юрисдикции национальных органов власти в ведение наднациональных, располагавшихся в Брюсселе институтов. Национальные государства Европы постепенно теряли свой суверенитет. Эта тенденция вызвала ответную реакцию со стороны политических сил, в основном правого спектра, которых всё чаще станут называть общим термином «евроскептики».

Пока Европейский Союз развивался относительно успешно, евроскептики были скорее маргинальной политической силой, не являясь конкурентом для больших, мейнстримовых партий, поддерживающих европейскую интеграцию. Кризисные явления начались где-то с середины 2000-х гг., причиной чего стал ряд взаимосвязанных внутренних и внешних факторов. Основным внутренним фактором являлся кризис еврозоны, связанный с разными экономическими показателями европейского «ядра», в лице Германии, Франции, Великобритании и Скандинавии, и «периферии»[7]. Европейское «ядро» было вынуждено поддерживать на плаву тонущую «периферию», находящуюся в атлантико-средиземноморской дуге от Ирландии до Греции.

Другой фактор, внешний, – это дестабилизация в регионе южного и восточного Средиземноморья. Дестабилизация привела к наплыву в Европу экономических мигрантов и беженцев из инокультурной, мусульманской среды, к чему Европа оказалась не готова. Причём неготовность Старого света заключалась не только и не столько в неудовлетворительной работе пограничников, с ними-то всё было в порядке, а в том, что с этими мигрантами делать.

Как вопрос интеграции мигрантов решался на Западе в предыдущие декады?[8] До конца 1980-х или начала 1990-х гг. в Германии, Франции, Великобритании и других западноевропейских странах политика интеграции вновь прибывших потенциальных граждан была сравнительно успешной. Тогда, во-первых, миграционное давление было относительно слабым. А во-вторых, государственная система, прежде всего система образования и труда, была настроена на встраивание мигрантов в европейское общество. Чтобы стать полноценным гражданином страны, мигранты должны были прикладывать к этому собственные усилия. И европейские государства им в этом помогали.

Почему система интеграции мигрантов стала давать сбои с конца 1980-х гг.? Во-первых, усилился миграционный поток, а во-вторых, и это принципиальный момент, изменилось само отношение к концепции интеграции, изменились господствующие политические тренды. К этому времени «поколение-1968»[9], те самые неотроцкисты и радикальные интернационалисты, которые участвовали в студенческих выступлениях в Париже и других западных столицах под лозунгами «Запрещаем запрещать!», вышли на лидирующие должности в истеблишменте своих стран[10]. У них появились седины и научные степени, убавилось радикализма, однако идеологический тренд Запада они поменяли, как бы сказал Маркс, капитально. На место интеграции, то есть встраивания вновь прибывших в европейское культурное поле, пришли концепции мультикулыурализма, толерантности и «позитивной дискриминации» национальных меньшинств. Левые постепенно отказались от концепции классовой борьбы, провозгласив вместо неё борьбу за права этнических, религиозных, тендерных и иных меньшинств, которые, с точки зрения «новых левых», всегда были угнетаемы в мире империалистической и капиталистической эксплуатации Запада. В качестве объекта заботы со стороны «новых левых», следовательно, всегда оказывались небелые и не-христиане (и, после увлечения левыми проблематикой арабо-израильского противостояния, ещё и не-иудеи)[11].

Согласно доктрине «поколения-1968», культуры нельзя делить на «свои» и «чужие», а в любой точке земного шара, в любом государстве могут и должны существовать и сосуществовать разные культуры. Согласно этой концепции, само понятие «своей» культуры или «доминирующей» национальной культуры есть пережиток колониального и расистского прошлого Европы. «Позитивная дискриминация» национальных меньшинств в Западной Европе достигла таких успехов, что в пригородах Берлина, Парижа, Брюсселя или Стокгольма они стали национальным большинством, а собственно европейцам, в том числе сотрудникам полиции, не рекомендуется там показываться без соответствующего подкрепления[12].

Политика «позитивной дискриминации», мультикультурализма и толерантности привела к тому, что даже система государственного образования перестала выполнять одну из своих базисных функций – воспитание лояльных граждан. В школах Франции или Германии, например, если имеется значительный процент арабо – или туркоязычных школьников, их объединяют в отдельные классы и нанимают учителей со знанием соответствующих языков. После уроков эти школьники возвращаются в кварталы, где живут преимущественно их же соотечественники, смотрят телепередачи на своём языке, социализируются в ресторанах, которые держат такие же мигранты. О какой интеграции можно говорить в этой связи? Какие для этого могут быть стимулы в государствах с развитой системой социальной поддержки для всех? Как радикально-секулярное общество, отказавшееся от христианства в пользу возведённой в статус религии доктрины мультикультурализма, может противостоять исламизации? Эти темы в своих работах рассматривают такие авторы, как Тило Саррацин в Германии[13], Мелани Филлипс в Великобритании[14] и Патрик Бьюкенен в США[15].

К концу 2010-х гг. европейские лидеры в лице канцлера Германии Ангелы Меркель и теперь уже бывшего премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона признали, что попытки построить на континенте мультикулыурное общество успехом не увенчались. Вместе с тем, реальных выходов из создавшейся ситуации предложено не было. Кэмерон заявил о необходимости прибегнуть к «мускулистому либерализму»[16], что по факту означает продолжение старой, не оправдавшей себя политики, но ещё более форсированными методами. Меркель лишь посетовала на то, что мигранты не особенно стремятся интегрироваться в немецкое общество и учить немецкий язык[17]. При этом позднее, летом 2016 г., даже после очередных террористических атак исламистов в Европе, канцлер Германии подтвердила, что будет и дальше продолжать политику открытых дверей для мигрантов из мусульманских стран[18].