Читать онлайн «Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века)». Страница 13

Общий вывод таков: в XVIII и XIX вв. процессы, формирования идентичности у восточных славян могли протекать по существенно различным сценариям и дать существенно различные результаты. При этом нужно еще раз оговориться, что подчеркивание альтернативности, непредопределенности рассматриваемых процессов проистекает из стремления глубже понять логику происходившего, а вовсе не из того, что автору тот или иной нереализованный вариант нравится больше, чем исторически воплощенный. Автор считает, что в подобных ситуациях историку вредно задаваться вопросом о том, какой из рассматриваемых им вариантов «предпочтительнее», поскольку в полном виде этот вопрос неизбежно звучит как «предпочтительнее для кого?» и предполагает принятие отвечающим той или иной стороны в описываемых конфликтах. Кроме того, нам не дано предугадать, какие совершенно неожиданные, непредсказуемые, в том числе и отрицательные, последствия мог иметь тот или иной альтернативный вариант.

В авторских рассуждениях, не являющихся пересказом или комментарием чьих-либо взглядов, применительно к XIX в. термины «Малороссия», «Украина» и производные намеренно употребляются вперемешку, а применительно к XX в., когда они действительно утвердились как самоназвания, мы строго придерживаемся терминов «Украина» и «украинцы».

Теперь несколько слов о других «проблемных» терминах. Мы уже условились, что понятия «националист» и «националистический» лишены в этом тексте оценочных характеристик, то есть характеризуя того или иного человека как украинского или русского националиста, мы не оцениваем его «хорошо» или «плохо». Подчеркну также, что фразы типа: «украинские националисты, претендовавшие на представительство интересов народа, как они его (народ) и их (интересы) понимали» должны восприниматься буквально. Иными словами, такая фраза вовсе не содержит намека, будто кто-то другой непременно понимал и отражал эти интересы лучше. Автор вообще старался избегать намеков, двузначностей, подтекстов — все, что сказано, сказано эксплицитно, в книге нет “скрытого”, второго плана.

Также лишено позитивной или негативной окраски используемое в работе понятие «украинские сепаратисты». Противники украинских националистов безусловно вкладывали в него отрицательный смысл. Но не в цитатах, а в авторском тексте оно означает только то, что определяемые так персонажи считали желательным создание независимой Украины, и не содержит ни одобрения, ни порицания таких взглядов. (Понятие «сепаратисты» необходимо нам потому, что не все украинские националисты исповедовали такие взгляды — среди них было немало убежденных федералистов.)

Понятие «украинские националисты» нередко замещается в тексте термином «украинофилы». Его история сходна с другими «прозвищами», которые давались тем или иным течениям общественной мысли их противниками. Как и западники, как и славянофилы (термин «украинофилы» был скроен именно по их образцу), украинофилы приняли это прозвище как самоназвание. Негативная окраска этого понятия, слабо выраженная с самого начала, скоро совсем стерлась, так что противникам украинофилов пришлось придумать новые оскорбительные прозвища — хохломаны, мазепинцы. Иногда понятие «украинофильство» использовалось более широко, для обозначения интереса к украинской специфике среди людей, не обязательно являвшихся украинскими националистами, а иногда даже имевших четко выраженную польскую и русскую идентичности. (101) В случае употребления термина в таком расширительном значении это оговаривается в тексте.

Библиография

82 Problems of Terminology and Periodization in the Teaching of Ukrainian History. Round Table Discussion. In: Ivan Rudnytsky (ed.). Rethinking Ukrainian History. Edmonton, 1981. P. 234—268. Высказывание Рудницкого см. на с. 240

83 Ibid. P. 235.

84 Ibid. P. 251.

85 Cм.: Rudnytsky I. Carpatho-Ukraine: A People in Search of Their Identity // I. Rudnytsky. Essays in Modern Ukrainian History... P. 353— 374. Об известном современном канадском историке Роберте Магочи как об идеологе этого течения см. также: Hann. C., Intellectuals, Ethnic Groups and Nations: Two Late-Twenteethcentury Cases // Sukumar Perival (ed.) Notions of Nationalism. CEU Press, Budapest, London, New York, 1995.

86 Подробнее см. главу 13.

87 Русский вестник. 1875. №7. С. 414

88 Основа. 1861. № 1. С. 263-264

89 Witos W. Moje wspomnienia. T.1. Paryz. 1964. S. 132-134

90 Problems of Terminology and Periodlzation... P. 240.

91 Rudnytsky I. The Role of Ukraine in Modern History // I. Rudnytsky. Essays in Modern Ukrainian History... P. 25. (Украинский перевод этой ключевой работы Рудницкого см. в: Лисяк-Рудницький. Історичні есе. Т.1 Київ. 1994)

92 Rudnytsky I. The Role of Ukraine in Modern History... P. 12.

93 Weeks T. R. Nation and State in Late Imperial Russia. Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863—1914. DeKalb: Nothern Illinois Un, Press. 1996. P. 125. Название книги Викса заметно шире, чем ее содержание, - исследование касается только ХХ века. Предшествующий период лишь кратко описан, основываясь на имевшейся литературе, с повторением многих свойственных ей ошибок.

94 Krauchenko B. Social Change and National Consciousness in Twenteeth-Century Ukraine. New York, 1985. P. 3.

95 В схожем ключе эта проблема применительно к белорусам рассматривается в статье Д. Фурмана и О. Буховца «Парадоксы белорусского самосознания» // Дружба народов. 1996. № 6.

96 Грушевський М. Україна і Галичина // Літературно-науковий вісник XXXVI (1906).

97Слова «малоруссы» и «великоруссы» я буду писать по устаревшей на сегодня орфографии, с двумя «с», потому что в XIX в., как уже сказано, это имело особое значение. (Собственно, и «белоруссы» очень часто писались именно так, с двумя «с».) Также и «руссины» будут появляться в тексте с двумя «с» в тех случаях, когда цитируются или излагаются взгляды тех людей, которые писали именно так.

98 Снова оговоримся, что противопоставляется здесь не «хороший» патриотизм и «плохой» национализм, но традиционный региональный патриотизм и национализм как новая, модерная форма идеологии и мировоззрения.

99 Максимович М. Ответные письма М. П. Погодину // Русская беседа. 1857. Кн. 2. С. 87.

100 Четких языковых границ на этом пространстве не было — вместо этого существовали достаточно обширные пространства пограничья, где население говорило на смеси велико- и малорусских, малорусских и белорусских диалектов.

101 Подробно см. мою статью «Украинофильство» // Славяноведение. 1998. № 5.

Растянувшийся на полтора века процесс инкорпорации Левобережья в Российскую империю протекал достаточно гладко. Отмена автономии Гетманщины в конце XVIII в., явившаяся частью более широкого процесса административной унификации екатерининского царствования, не вызвала сколько-нибудь существенного сопротивления местных элит. (1) Зенон Когут, наиболее основательный исследователь истории Гетманщины XVIII в., пишет о двух типах настроений, преобладавших в среде малорусского дворянства в XVIII и начале XIX в. Один из них — Когут называет его ассимиляционным — был ориентирован на растворение в среде русского дворянства и полное слияние Малороссии с Великороссией. Другой тип настроений Когут очень точно определяет как традиционалистский. Традиционалисты стремились к сохранению или восстановлению «прав и привилегий», унаследованных малорусским дворянством от времен Речи Посполитой или полученных им в результате восстания под руководством Богдана Хмельницкого и перехода Малороссии под власть династии Романовых. Когут подчеркивает, что традиционалисты не ставили под вопрос верность Романовым и не были политически организованы. (2) «Эта привязанность (к остаткам автономии Гетманщины — А. М.) представляется более результатом инерции и удобства, чем защитой исторических малорусских прав и привилегий», — отмечает Когут, приходя в конечном счете к выводу, что «оппозиционные тенденции замедлили, но не остановили интеграцию и постепенную ассимиляцию украинского дворянства в русское имперское дворянство. Несмотря на живучесть некоторых местных традиций, в конечном счете факторы, способствовавшие интеграции, оказались сильнее». (3) Преобладание ассимиляционной тенденции было обусловлено тем, что различия между малоруссами и великоруссами обеими сторонами воспринимались как качественно меньшие по сравнению с поляками или прибалтийскими немцами, а также тем, что традиция верной службы царю была общей для подавляющего большинства и ассимиляционистов, и традиционалистов. (4) Подчеркнем еще раз, что в XVIII и начале XIX в. малорусское дворянство и духовенство не просто в подавляющем большинстве своем верно служило царям, но внесло весьма значительный вклад в формирование того, что сегодня известно под именем русской культуры.

Ситуация принципиально изменилась в конце XVIII и начале XIX в. В результате разделов Речи Посполитой в состав Российской империи вошли земли Правобережья с польской или сильно полонизированной местной шляхтой. Это совпало с Французской революцией, которая вместе с последовавшими за ней наполеоновскими войнами противопоставила прежним религиозным и династическим принципам легитимации власти принцип национального суверенитета. В европейской культуре утверждается романтизм с его интересом к национальной проблематике и к народной культуре. Широкую популярность обретают идеи И. Гердера, предрекавшего, среди прочего, особую роль славянских народов в наступающем веке и подчеркивавшего роль «собственного» языка для становления каждого народа. (5) Вскоре декабристское движение и польское восстание 1830—1831 гг. ознаменовали кризис старого режима, основанного на лояльности династии различных, в том числе и нерусских, групп дворянства.