Читать онлайн «Америка: каким мир был бы без нее?». Страница 6

Речи прогрессистов иногда кажутся антиамериканскими, но прогрессисты выступают не просто за разрушение. Круша одну Америку, они хотят создать другую. Значит, их разрушение — это прелюдия к созданию страны заново, и существует такая Америка, которую прогрессисты одобряют. Получается, что она совсем не похожа на ту Америку, которую поддерживают консерваторы, даже противоположна ей. Такое разделение американцев — это не столкновение между отстаивающими свободу консерваторами и противодействующими свободе прогрессистами. Ведь обе эти стороны выступают за определенный тип свободы: одна — поддерживает экономическую свободу, а другая — выступает за свободу в области сексуальных отношений и в общественной жизни. Это также не столкновение между патриотами и не патриотами, ибо обе стороны любят свою страну, но как бы разного типа. Одна сторона любит Америку Колумба и Дня независимости, инноваций и работы, «животного духа» капитализма, бой-скаутов и церковно-приходских школ, традиционных семей и ветеранов, салютующих государственному флагу. Другая сторона — толерантную Америку, страну социальных прав, перераспределения доходов и богатств, признания дискриминации и компенсации за нее, права на аборт, феминизма и однополых браков.

Недавно я участвовал в дебатах с Биллом Эйерсом — радикалом 60-х гг., учителем Обамы в Дартмутском колледже. Тема дебатов: «Чем так хороша Америка». Эйерс начал с прославления того, что, как он считал, было прекрасным в Америке. В этой связи он не ссылался на Отцов-основателей, не упоминал Авраама Линкольна, однако вспомнил американскую традицию протестов, восходящую к социалистам девятнадцатого века и продолжавшуюся в веке двадцатом прогрессистами вплоть до него самого. Подобным образом Говард Зинн в своей недавней книге призывает к замене существующего пантеона героев Америки (таких как Отцы-основатели) фигурами лидеров семинолов типа Оцеолы, который вел военную кампанию против правительственных войск Соединенных Штатов, а также анархистки, социальной активистки Эммы Гольдман и антивоенной активистки Синди Шихан.[17]

Это их Америка — прогрессистская, и ее они чествуют в День независимости.

Здесь не только патриотизм не является разделительной чертой, но и идея американской исключительности. При этом обе стороны верят в исключительность Америки, но одна сторона считает, что Америка исключительно хороша, а другая — полагает, что Америка исключительно плоха. Одна группа считает Америку хорошим обществом, другая — называет Америку «Империей Зла». Консерваторов печалят некоторые аспекты современного американского общества, а прогрессисты гордятся ими, например, государственной национальной системой здравоохранения или принятием стиля жизни гомосексуалистов.

Как же можно сравнивать и противопоставлять эти две Америки — одну, которую отстаивают консерваторы, и совсем другую, которую ценят прогрессисты? Как ни странно, делать это возможно, сравнив путешествия двух французов в Америку. Их взгляд со стороны поможет американцам яснее увидеть самих себя. Первый француз — Алексис де Токвиль, аристократ, который много путешествовал по Америке в начале девятнадцатого столетия. Его — молодого человека двадцати с лишним лет — сопровождал в поездке другой аристократ, Густав Бомон, который особо интересовался системой организации американских тюрем. Вместе они проделали путь из Новой Англии в Филадельфию, Новый Орлеан и Висконсин, проехав более семи тысяч миль за десять месяцев. Токвиль посетил Америку спустя несколько десятилетий после основания страны, и у него была хорошая возможность оценить, как принципы революции прижились в американской действительности. Он внимательно наблюдал за американскими нравами, опубликовав в итоге результаты своих наблюдений в ставшей классической книге «Демократия в Америке». Хотя эта книга изначально предназначалась для французской публики, в наши дни ее больше всего читают и изучают именно в Америке.

Другой француз — Мишель Фуко, интеллектуал, впервые посетивший Америку в 1975 г. Затем он несколько лет подолгу жил в регионе залива Сан-Франциско, преподавая в университете Калифорнии в Беркли. Позже, в начале 1980-х гг. он читал лекции в Дартмутском колледже, где я и познакомился с ним, будучи аспирантом. Фуко, разумеется, увидел совсем другую Америку, нежели Токвиль — Америку, чья форма изменилась благодаря гражданским волнениям 1960-х гг. При этом интересы Фуко сильно отличались от интересов Токвиля. То, что Токвилю казалось наиболее привлекательным, Фуко находил максимально отталкивающим. В действительности традиционная Америка служила иллюстрацией многому из того, что Фуко находил неприятным в западной цивилизации. Но его не следует считать приверженцем антиамериканизма. Наоборот, Фуко испытывал такой горячий энтузиазм по отношению к Америке, что французские коллеги считали его настроенным абсолютно проамерикански. Для Фуко Америка конца 1970-х — начала 1980-х гг. была великой, ведь давала людям шанс выйти за пределы всех ограничений в области секса. Взрослые могли заниматься сексом не только друг с другом, но и с мальчиками. Фуко считал это благородным идеалом, за который стоит отдать жизнь.

Эти два француза иллюстрируют очень разные версии Америки, каждая из которых по отдельности дороги сегодня консерваторам и прогрессистам.

Начнем с Токвиля. Он отметил, что Америка — это нация, непохожая на другие. Она породила то, что Токвиль назвал «отдельным видом человечества». Он определил понятие «американской исключительности». По Токвилю, американцы уникальны, ибо среди них царит равенство. Противоречивое утверждение Декларации независимости («все люди созданы равными») Токвиль считает описанием реальности американской жизни. Американцы, пишет он, имеют внутреннюю убежденность в демократическом принципе равенства. Они отказываются относиться друг к другу, как к «низшим» и «высшим». Они не кланяются и не демонстрируют подчинение так, как это делают люди в других странах, в частности, во Франции. В отличие от Европы, в Америке нет «крестьян» — только фермеры. В Америке есть наемные работники, но нет «слуг». И сегодня Америка — единственная страна, где официанта зовут «сэр», как если бы он был рыцарем.

Равенство, отмечаемое Токвилем, социальное, а не экономическое. Конкуренция, пишет он, приводит к неравному доходу в зависимости от заслуг: «Естественное неравенство вскоре проложит себе путь, а богатство будет переходить в руки наиболее способных людей». Но это оправданно, ибо богатство заработано, а не украдено. Токвиля особенно поразило то, что богатые люди в Америке когда-то были бедными. Он с некоторым неодобрением отмечает, что американцы питают «необузданную» любовь к деньгам. Тем не менее, он был впечатлен, наблюдая среди американцев одно постоянное стремление: прикладывать личные усилия и экономическую конкуренцию к достижению цели: «Выберите случайным образом любого американца, и он окажется обладателем страстных желаний, предприимчивым, отважным, изобретательным новатором». Успех делает возможным то, пишет он, что обычные люди делают большие усилия ради достижения своей цели. Обычный человек может быть грубым и не слишком образованным, но он имеет практический ум и горячее желание достичь успеха: «Перед ним лежит безграничный континент, и он спешит вперед, будто время подгоняет его, и он боится не найти места для приложения своей энергии и воли». Токвиль также отмечает «двойную миграцию»: неугомонные европейцы прибывали на Восточное побережье Америки, а неугомонные американцы одновременно двигались на запад — от Атлантики к Тихому океану. Токвиль предвидел, что этот амбициозный, полный энергии народ расширит границы своей страны и однажды станет великой нацией: «Это самый замечательный вид людей, что я когда-либо видел в жизни. Эти земли, которые пока выглядят, как один бесконечный лес, станут одной из самых богатых и могущественных стран в мире».

Есть только одно исключение из правила в предприимчивой и усердно работающей Америке. Как-то раз Токвиль стоял на границе штатов Огайо и Кентукки. Он смотрел на север, на юг и был поражен контрастом между ними: «прилежно работающий Огайо» и «ленивый Кентукки». В Огайо можно видеть все признаки неутомимого труда, ухоженные дома и поля, а Кентукки населен «людьми без энергии, без искры и желания, без духа предпринимательства». Поскольку климат и условия по обе стороны границы совершенно одинаковые, в чем же причина такой разницы? Токвиль приходит к заключению, что причина в рабстве. У рабов нет стимула к работе, поскольку они не могут распоряжаться продуктами своего труда. Но и хозяева рабов не имеют стимула к усердному труду, ибо рабы выполняют за них всю работу. Поразительно то, что рабство оказывается плохим как для хозяев, так и для рабов. Оно наносит ущерб труду, а потому удается выполнить меньшее количество работы.