Читать онлайн «Культурные различия и политические границы в эпоху глобальных миграций»

Автор выражает глубокую благодарность Фонду Фулбрайта (Fulbright Foundation), Институту Кеннана (Kennan Institute) и Международному центру для ученых им. Вудро Вильсона в Вашингтоне (Woodrow Wilson International Center for Scholars) за полугодовую стипендию, позволившую начать работу над этой книгой; а также Центру русских и евразийских исследований Университета Упсалы (Uppsala Centre for Russian and Eurasian Studies, Sweden), без великодушной поддержки которого эту работу трудно было бы завершить.

Кроме того, я бы хотел сказать спасибо коллегам и друзьям за комментарии и критические суждения, которые они высказывали по отдельным статьям, вошедшим и не вошедшим в этот сборник: Вадиму Межуеву, Александру Осипову, Борису Цилевичу, Александру Кустареву, Василию Жаркову, Василию Морову, Руслану Хестанову, Михаилу Маяцкому, Сергею Абашину, Александру Бикбову, Елене Филипповой, Сергею Соколовскому, Екатерине Деминцевой, Ольге Здравомысловой, Елене Намли, Никите Соколову, Александру Щербакову, Екатерине Алексеевой, Алексею Кара-Мурзе, Ольге Вендиной, Нине Сосне, Борису Пружинину. Было бы упущением не поблагодарить также Виктора Воронкова, Елену Здравомыслову, Оксану Карпенко, Олега Паченкова, Бориса Дубина, Елену Петровскую, Татьяну Ворожейкину, Бориса Капустина, Валерия Анашвили, Виталия Куренного, Артема Смирнова, Виктора Павловича Макаренко, Сергея Кухтерина, Валерия Савчука, Ирину и Сергея Жеребкиных, Елену Трубину, Ирину Сироткину, Роджера Смита (Roger Smith), Дитмара Коха (Dietmar Koch), Ульриха Шнайдера (Ulrich Johannes Schneider), Мадлен Ривз (Madeleine Reeves), Констанс Блэквелл (Constance Blackwell), Розалинду Сарторти (Rosalinde Sartorti), Мишель Ривкин-Фиш (Michele Rivkin-Fisch) – за их вклад в подъем самооценки автора.

Отдельное спасибо Алене Малаховой за придирчивое и неоднократное чтение всего опуса.

Особые слова благодарности – Илье Калинину и Ирине Прохоровой, без доброй воли и участия которых эта книга вряд ли бы состоялась.

В древнеримской мифологии существовало специальное божество, охранявшее границы, – Термин (Terminus). Ему приносили жертвы, пограничные камни натирались благовониями и украшались венками; те же, кто выкапывал такой камень, подвергались проклятию1.

Границы не только разделяют человеческие сообщества, поддерживая различия между ними, но и конституируют сами сообщества. Коль скоро существует нечто, препятствующее взаимодействию групп людей, эти группы отдаляются друг от друга. Граница может быть естественной – как горное ущелье, непроходимый лес, топкое болото и так далее – или искусственной, рукотворной – как госграница или закон, запрещающий доступ к определенным социальным благам по расовому/этническому/религиозному признакам. Минимизируя контакты между группами, препятствие способствует тому, что межгрупповые различия углубляются, даже если поначалу они были не слишком существенны. Россиянам наверняка придет на ум ситуация с Российской Федерацией и ее славянскими соседями. Но еще более красноречивая иллюстрация в этой связи – граница между ФРГ и ГДР. Она просуществовала всего 45 лет, но, несмотря на свою абсолютную искусственность, привела к формированию достаточно заметных культурных различий между «западными» и «восточными» немцами.

Память о границе может сохраняться веками после того, как граница формально исчезла. Так, лимес, некогда отделявший Римскую империю от живших к северу германских племен, до сих пор дает о себе знать. Как утверждает немецкий исследователь, в сегодняшней Федеративной Республике несложно определить, какие ее области входили в сферу действия римского права, а какие нет2. Нелишне вспомнить и о юридических перегородках, разделявших афроамериканцев и белое население в Северной Америке в период сегрегации. Режим расовой сегрегации был отменен в 1960-е, однако социальные и символические границы между темнокожими и белыми гражданами США существуют до сих пор. Они стали менее кричащими после появления на политическом Олимпе таких фигур, как Барак Обама, но отнюдь не утратили значимости.

Рассуждения о границах на страницах этой книги вращаются вокруг следующих тематических блоков. Блок первый – природа границ, именуемых национальными.

Мы привыкли думать, что политические границы лишь закрепляют культурные различия. Сначала существуют различия в культуре, а затем появляются границы, политически и юридически фиксирующие эти различия. Однако дело обстоит таким образом далеко не всегда. Может быть, стоит попробовать сменить логику и начать мысленно двигаться не от различий к границам, а, наоборот, от границ к различиям? Конечно, было бы нелепо выяснять, «что первично» – границы или различия. Подобная постановка вопроса лишена смысла. Но подвергнуть сомнению стилизацию политических границ под культурные – такая задача далеко не бессмысленна.

Особенно актуальна эта задача в российском контексте. На волне увлечения концепцией «столкновения цивилизаций» многие отечественные комментаторы принялись истолковывать геополитическое противостояние времен холодной войны в культурных терминах. Биполярное мировое устройство якобы отражало не противоречие двух политико-экономических и идеологических систем, а конфронтацию двух «культурно-цивилизационных» целостностей. И советский полюс этого противостояния был не чем иным, как исторической манифестацией «российской цивилизации». Стало быть, (гео)политические границы той поры лишь фиксировали (гео)культурные границы.

Мы начинаем наше обсуждение с границ между обществами. А поскольку современные общества структурированы как нации-государства, мы вынуждены вести речь о национальных границах. Здесь, однако, нас подстерегает серьезная трудность эпистемологического свойства. Дело в том, что сам способ видения, в котором социальная реальность предстает как поделенная на нации, не следует принимать за нечто само собой разумеющееся. Этот способ видения – его называют нацио-центризмом, государство-центризмом, методологическим национализмом – подвергается в теоретической литературе последних лет основательной критике. Суть критики заключается в том, что фокусировка исследовательского взгляда на отдельных обществах (по умолчанию – национальных) мешает разглядеть общественную реальность во всей ее сложности. При этом одни критики нацио-центризма предлагают подняться с уровня наций-государств на уровень мировой системы3, другие – переместить центр внимания на глобальные топосы и потоки, пересекающие национальные границы4.

Выход за пределы нацио-центричной парадигмы кажется особенно продуктивным применительно к исследованиям глобальных миграций. Ведь пространство, в котором живут и которое обустраивают мигранты, является в строгом смысле транснациональным. Это некая особая сфера, не сводимая ни к территории страны происхождения, ни к территории страны проживания.

Граница по определению есть то, что отделяет внутреннее от внешнего. Между тем само различение между внутренним и внешним не всегда легко провести. То, что вчера воспринималось как внешнее, сегодня может стать внутренним, и наоборот. В России, например, до сих пор окончательно не решен вопрос о критериях принадлежности национальному «мы», равно как и о том, как следует называть это «мы» – россиянами или русскими. А на Западе потомки мигрантов из исламских стран, которые представляли так называемый креативный класс (программисты, дизайнеры, художники, журналисты, юристы и университетские профессора) и которые чувствовали себя полноценными гражданами (и в таком же качестве воспринимались большинством своих сограждан), после 11 сентября 2001 года вдруг оказались в положении изгоев. Чужаков в зиммелевском смысле5.

Подобного рода проблемы подводят нас ко второму тематическому блоку. Его можно обозначить как границы внутри национальных сообществ. Это границы, проходящие по линии культуры (язык, религия, образ жизни). Тем самым мы затрагиваем проблематику культурного разнообразия современных обществ. Проблематика эта многомерна – от государственной политики по отношению к культурному разнообразию (мультикультурализм) до социальных практик, стихийно выстраивающихся в ходе взаимодействия различных групп. Взаимодействие, о котором идет речь, не сводится к коммуникации между принимающим сообществом, с одной стороны, и мигрантами, с другой. В статьях, затрагивающих эту тематику, автор пытается показать, что в этом взаимодействии больше чем две стороны. И даже так называемое «мусульманское сообщество» на деле представляет собой множество весьма различных сообществ.

К внутренним границам относятся также границы между гражданами и негражданами. Поэтому содержание третьего тематического блока образуют статьи, посвященные политике гражданства – политике и в административном смысле (policy), и в смысле борьбы различных групп за власть (politics). Кому может быть предоставлен статус гражданина? Каким критериям должен соответствовать претендент на гражданство, то есть на членство в национальном сообществе? Как изменились представления о национальном членстве под влиянием миграционных процессов?