Читать онлайн «Кавказские амазонки»

Вместе со многими драгоценными сведениями о странах древнего мира и народах, их населявших, классические историки и географы оставили нам много и таких рассказов, истинность которых ныне никто не усомнится отвергнуть: таковы рассказы о пигмеях и борьбе их с журавлями, грифах, гипербореях, людях с песьими головами, безглазых, безротых и т. п. чудесных существах.

Эти рассказы пользовались весьма долго полным доверием. Средневековые историки и географы не только включали их без всякой критики в свои сочинения, но даже считали необходимым украшать и дополнять их собственными вымыслами, так как в то время достоинство писателя измерялось умением его вымыслами возбудить и занять воображение читателя.

«До XVI века, — говорит Бокль в главе „О начале исторической литературы и ее состоянии в Средние века“, — история была не более как сплетением грубейших заблуждений. В течение нескольких столетий в Европе не было ни одного человека, критически изучавшего прошлое или даже способного с удовлетворительной точностью изображать события своего времени».

Этот период в развитии науки уже давно миновал. С переменой взгляда на значение и методы истории и географии и с расширением круга исследования весь материал, оставленный классическими писателями, подвергся тщательной критике и поверке. Одни из рассказов, как, например, о пигмеях и борьбе их с журавлями, оказались аллегориями[1], другие — основанными на недоразумении или недостаточном наблюдении, третьи были признанными мифами (например, рассказы о гипербореях[2], наконец четвертые были прямо отвергнуты, как очевидный вымысел.

Только одно из этих преданий избегло общей участи и еще до сих пор находит людей, дающих ему полную веру. Это — предание об амазонках, или воинственных женщинах, встречающееся у Гомера, Геродота, Страбона и других классических писателей и затем позднее у многих византийских историков, от которых оно перешло и в русскую летопись Нестора[3].

Выше было упомянуто, что расширение познаний о странах и народах земного шара влекло постоянно за собой убеждение в неосновательности многих рассказов, оставленных древними писателями. Предание об амазонках составляет исключение в этом отношении; оно не только не исчезло после великих географических открытий, завершивших собою Средние века, напротив того, получило еще большую достоверность и известность, после того как амазонки были открыты первыми европейцами на берегах величайшей реки Американского континента, известной с тех пор под именем реки Амазонка.

Теперь уже никто не утверждает, что амазонские государства в смысле классических писателей существуют где-нибудь до настоящего времени; но средневековое убеждение в том, что предание об амазонках заключает в себе истину, еще находит защитников.

Наибольшей известностью пользовались в древности амазонки, обитавшие на северном склоне Кавказского хребта. Поэтому всякий, занимающийся древней историей и этнографией Кавказа, встречая рассказы об амазонках, невольно останавливается перед вопросом; заслуживают ли они какого-нибудь внимания или могут быть оставлены в стороне, как очевидно неосновательные? В подобном же недоумении находился и автор настоящего этюда. Амазонское государство, думалось ему, представляет столько противоречащего всем познаниям нашим о нецивилизованных народах и положении женщин у них, что рассказы о подобном государстве можно было бы с большей вероятностью отнести к числу вымыслов, которых так много у древних авторов. Но, с другой стороны, каким образом отвергнуть без всякой критики и поверки то, что не заключает в себе ничего очевидно нелепого и что еще и теперь считается некоторыми фактом, не подлежащим сомнению?[4] При таких обстоятельствах оставить предание без внимания, как очевидный вымысел, едва ли благоразумно: люди противного мнения будут иметь право сказать, что голословное отрицание не есть опровержение и что они не видят надобности отказываться от своего мнения только на том основании, что другие находят его нелепым, не приводя никаких доказательств в подкрепление такого приговора. Поле исследования осталось бы, таким образом, нерасчищенным, и будущим исследователям, вместо того чтобы прямо приступить к делу, пришлось бы заниматься опять только подготовительными работами.

Эти-то соображения и побудили автора настоящего этюда исследовать причины происхождения и распространения предания об амазонках.

Я упомянул уже, что некоторые до сих пор поддерживают истинность предания об амазонках и их государстве. Впрочем, защитников подобного мнения, как кажется, немного и, насколько мне известно, печатно оно было высказано только у нас. Так г-н Пфаф, автор цитированных уже «Материалов для истории осетин», полагает, что «можно не сомневаться в существовании амазонок, так как о них говорится в столь многих и разнообразных источниках древней истории».

Происхождение амазонок можно, по мнению г-на Пфафа, объяснить следующим образом: «В жизни человечества, после разложения древнего патриархального устройства, следовал век кровавых и разрушительных войн. Вследствие этих войн число мужчин уменьшалось иногда до такой степени, что женщины окончательно получали перевес. Отсюда к амазонскому быту — один шаг. Стоит только явиться какому-нибудь энергическому женскому характеру, вроде, например, Томириды[5] (Tomyris). Подобная женщина может взять в руки бразды правления. Затем мужчины или подчиняются женщинам… или же женщины совсем выгоняют всех мужчин, как это, можно предполагать, случилось у кавказских амазонок. Тогда, по необходимости, развиваются совершенно особые формы общежития. В подобных амазонских государствах женская добродетель ставится выше всего, вследствие чего каждая, как это было на Кавказе, обязана в течение десяти месяцев удерживаться от всех сношений с мужчинами».

Обращаясь к разбору соображений г-н Пфафа, заметим прежде всего, что он смешивает два совершенно различных понятия: разнообразие авторов, упоминающих об амазонках, и разнообразие источников сведений о них. Случается, что авторов, утверждающих какой-либо факт, бывает очень много, но, несмотря на то, вероятность этого факта нисколько не увеличивается, так как очевидно, что все авторы черпали свои сведения не из различных источников, а или последовательно друг у друга, или из одного и того же источника: народного предания. В рассказе об амазонках видно яснее, чем где бы то ни было, подобное заимствование, так как все авторы воспроизводят рассказ часто с буквальной точностью. Выше уже было указано, что даже рассказ об амазонках Нестора, заимствованный из летописания Георгия, представляет буквальное повторение рассказа Страбона. Выводя истинность предания об амазонках из многочисленности авторов, упоминающих об этом предании, г-н Пфаф должен на том же основании признать также и действительность существования грифов, гипербореев и всех прочих мифических существ. Между тем г-н Пфаф, как кажется, относится скептически ко всем рассказам об этих существах.

Предлагаемый г-ном Пфафом способ происхождения амазонского государства кажется нам наиболее удачным. Прежде всего — мы не знаем того века кровавых и разрушительных войн, который, по словам г-на Пфафа, наступил в жизни человечества после разложения древнего патриархального устройства. Человечество не полк солдат, марширующих в ногу и по приказу переменяющих прежнюю форму на новую. Народы стоят и еще неопределенно долгое время будут стоять на весьма различных степенях цивилизации, и потому в истории человечества не могло быть определенного периода, в который происходило разложение древнего патриархального устройства. Одни народы уже давно прошли через этот период, другие только еще проходят, третьи исчезли и исчезают с лица земли, не успев достигнуть высшей формы общественного быта. Итак, мы не знаем века кровавых и разрушительных войн и не понимаем, почему такой век должен был наступить как необходимое последствие разложения патриархального быта. Войны бывали и до и после разложения этого быта, и мы склонны скорее допустить, что войны дают первый толчок к изменению формы общественного быта, а не наоборот. Но допустим, согласно теории г-на Пфафа, что в человечестве разложился патриархальный период и произошла кровавая, разрушительная война. Допустим также, что война эта была столь жестока, что число мужчин с обеих сторон значительно уменьшилось. Тогда, говорит г-н Пфаф, женщины получают окончательно перевес и отсюда к амазонскому быту — один шаг: «Стоит только явиться энергическому женскому характеру, вроде, например, Томириды и т. д.». Стараясь представить себе происхождение амазонского государства по рецепту г-на Пфафа, мы пришли к убеждению, что это вовсе не так легко и просто, как кажется г-ну Пфафу. Мы не только не можем согласиться с тем, чтобы от перевеса числа женщин к амазонскому быту был один шаг, но даже вовсе не видим пути, по которому могло бы идти развитие амазонского государства из численного перевеса женщин. Вероятно г-н Пфаф ответит на это, что в то время женщины очень тяготились своим зависимым положением и подчинялись мужчинам только потому, что составляли меньшинство; но они тайно обучались науке управления государством и военному искусству и ждали удобного случая, чтобы совершить давно задуманный переворот. К счастью для них, такой случай вскоре представился. Патриархальный быт начал разлагаться, и мужчины отправились воевать с другими мужчинами. Битва была очень кровопролитна и только мало чем отличалась от известной драки двух собак, которые грызлись до того свирепо, что проглотили друг друга, так что на поле битвы остались только два хвоста… После битвы толпа мужчин возвращается восвояси, надеясь отдохнуть от трудов у домашнего очага, но коварные женщины уже взяли в руки «бразды правления» и предоставляют мужьям своим убираться куда хотят. Таким образом, по мнению г-на Пфафа, было положено начало амазонскому государству. Покончив внутренние дела, амазонки занялись внешними и заключили конвенцию с соседним племенем касательно способов поддержания рода амазонок. Г-н Пфаф, к сожалению, не объясняет, кто такие были гаргарены, с которыми заключили союз амазонки. Но из того, что они приняли сделанное им предложение, мы можем заключить что у них не было женщин; это же последнее обстоятельство дозволяет предположить, что гаргарены представляли общество мужчин, изгнанных из какого-нибудь другого амазонского государства. Идя таким образом по стопам г-на Пфафа, мы приходим к неожиданному открытию, что был такой период в истории человечества, когда на земле существовали только отдельное мужское и отдельное женское государства. Впрочем, принятие гаргаренами предложения амазонок г-н Пфаф может объяснить тем обстоятельством, что уже и в те времена мужчины были охотники до чужих жен.