Читать онлайн «Альтернативы в истории Руси»

История не фатальна. Совершая поступки, люди, все глубже зарываясь в свои заботы, проваливаясь в расщелины преступлений, все выше восходя к истине, лепят ее гибкий контур.

История не спонтанна. В обществе есть осязаемые линии, разделяющие возможное и невозможное. Но они оставляют редкие, но потому особенно ценные возможности повернуть инертный поток событий в ту или иную сторону. Эти моменты — исторические развилки — звездные моменты истории. Если бы не умер великий владыка, если бы на стороне восставших оказались решительнее люди, если бы мудрее (или наивнее) оказались мыслители или вожди… История знает сослагательное наклонение. Иначе она бессмысленна.

Историки много сделали для того, чтобы вскрыть причины судьбоносных решений, которые изменяли лицо человечества. Создается впечатление, что каждый такой выбор был предопределен. И это почти так. Подобные решения всегда принимаются на уровне «Быть или не быть» — из двух–трех возможных альтернатив, одна из которых ведет к поражению. Число альтернатив ограничено, исторические пути, расходятясь, часто сближаются вновь, почти сливаясь. Судьба повторяет испытания на протяжении веков, повторяя один и тот же урок в разных ситуациях.

Именно редкость исторических развилок придает им ценность. История — не поле произвола. Попытки моделировать исторические альтернативы, игнорируя их возможность, прочерчивая прямые линии от известного события к хрустальной утопии или катастрофическому исходу, непродуктивны. Еще А.Тоинби, нарисовавшему картину перехода от империи Александра Македонского к мировой империи с развитой современной промышленностью и буддистской религией, был брошен справедливый упрек: с его героем «реальные лица, события и процессы игрют в поддавки»[1]. К сожалению, современные авторы, работающие в области исторической альтернативистики, унаследовали этот недостаток[2]. История не развивается по прямой. За любое достижение приходится платить, и очень трудно нащупать реальный, а не утопический оптимум. Но сделать это невозможно, игнорируя вопрос «Что было бы, если бы…».

История обладает большой инерцией. Ее очень сложно столкнуть с одного пути на другой. Колоссальные усилия, приложенные в плохо выбранном месте, гасятся этой инерцией, и блестящие попытки пополняют мортиролог «неиспользованных возможностей». В то же время неосторожное или исполненное гордыней действие на вершинах исторического выбора приводит к эпохальным трагедиям, последствия которых история «зализывает» веками. А ставкой в этой игре, как и тысячелетие назад, остаются миллионы жизней, свобода и духовные связи людей, соотношение культур в их неудержимом соревновании на пути между Животным и Духом.[3]

Будущая вершительница судеб Руси родилась в конце IX в. на Псковщине. Подробности ее юности известны лишь из преданий да реконструкций историков. Вероятнее всего отец Ольги был влиятельным варягом, дружина которого (с тем же успехом можно применить и более современные термины «группировка», а то и «банда») контролировала переправы через Волхов.

Кто же такие — эти варяги? По этому поводу историки пока не договорились. Спорят, как физики о структуре атома. Летопись сообщает о «призвании варягов» в Новгород в 862 году. После смуты горожане во главе с Гостомыслом (возможен буквальный перевод этого «имени» как «сторонник пришельцев») призвали варяжского вождя Рюрика. Но еще некоторое время князю пришлось отбиваться от противников во главе с Вадимом.

Из этого рядового события, которое запомнилось только благодаря тому, что потомки Рюрика сумели подчинить своей власти всю Русь, выводилась «нормандская теория». Дескать, славяне сами не смогли организовать государство, и поэтому они позвали людей из–за рубежа. Если следовать этой логике, то большинство народов Европы не смогло самостоятельно организовать государство. Приглашение чужих вождей на царство — дело для того времени обычное. Да и не в этом суть. Призвание варягов практически ничего не изменило в жизни Нового Города. Князья были там и прежде. Часто — именно варяги. Рюрика потому и пригласили, что его предки когда–то правили в этой земле. Возможно, летописец выдумал этот факт, чтобы «удлиннить» родословную Рюрика, но и о местном вожде Вадиме — противнике Рюрика, он также упоминает (С.Соловьев считает, что «Вадим» («Водим»), может обозначать «проводник», «передовой»[4], то есть по–просту «вождь»). Рюрик не был первым главою народа в этих местах.

Но о государстве как до Рюрика, так и после него, говорить рано. Князей–вождей и окружавших их вооруженных людей называть «правящей элитой» или «классом» еще рано — уж больно этот слой неустойчив. Сегодня одна ватага защищает группу племен (племенной союз) от соседей и устраивает набеги на ближние и дальние земли. Завтра она терпит поражение, не может предложить землякам богатого пира и даже просто безопасности. Престиж дружины падает, и ее сменяет другая группа «профессиональных военных».

Сведения об этих дружинах–бандах остались в былинах, возникновение которых исследователи относят к этому времени: «А пойдем–ка ты с моей дружинушкой во чисто поле. Меня тридцать молодцев как один» — агитирует былинный Вольга (Ольга, Олег) крестьянина Микулу.[5] Крестьянский мир еще сильнее варяжского — в былине Вольга проигрывает Микуле в силе и уходит по своим делам. На Руси уже складываются мощные племенные союзы, в результате роста населения и развития общей культурной традиции возникают протогородские центры (этот процесс аналогичен греческому синойкисму — слиянию нескольких общин в одну)[6]. Сильная община вольна приглашать и прогонять дружины и их вождей, которые вступают в сложные отношения с местной элитой — жрецами и старейшинами. Когда времена изменятся, эта история останется в крестьянском сознании воспоминанием о «золотом веке» равноправия с хлопцами «дружиношки хороброй».

Особенность Рюрика на этом фоне заключалась лишь в том, что его династия смогла удержаться, но в 60–е гг. IX века в ней не было еще ничего особенного. В Киеве в это время правили другие варяги — Аскольд и Дир. Летопись, склонная преувеличивать роль Рюрика, называет их его дружинниками, которые ушли на юг, захватили Киев и затем совершили грандиозный набег на Константинополь. Но, как показал еще русский историк А.Карташев, более точная и подробная византийская хроника фиксирует нашествие варягов и славян в 860 году, то есть до появления Рюрика на Руси[7]. Получается, что Аскольд и Дир правили Киевом до «призвания варягов на Русь». А из этого следует, что варяги были обычным явлением на Руси и прежде. По стране бродили многочисленные дружины, иногда бравшие власть в славянских городах. Нередко они нападали на византийские города и веси, возвращались с богатой добычей и веселили пирами своих «подданных».

Этнически варягов обычно считают скандинавами, связывая их с викингами. Варягов–скандинавов летопись упоминает и позднее. Имена их (включая имя Ольги–Хельги) в значительной части германоязычные. Но если варяги бродили по Руси уже давно, не устраивая бесчинств, которыми славялись викинги, вряд ли можно с уверенностью сказать, что в их дружинах были только скандинавы. Скорее всего это были авантюристы и искатели приключений самых разных языков — и скандинавы, и германоязычные племена, оставшиеся со времен готов, и славяне. Такая пестрота объясняет загадку, которая беспокоила сторонников норманнской версии — уж слишком быстро варяги ассимилировались славянами. Но они изначально были отчасти славяне, давно жили среди славян. Так что о национальности Ольги ее германско–скандинавское имя говорит мало — так ее звали друзья отца, принадлежавшего видимо к варяжской среде.

Было ли «призвание варягов» судьбоносным моментом в истории Руси? Сказанное выше показывает, что нет. Образование варяжских дружин на Руси — длительный и неизбежных процесс. И вместе с другими причинами он неизбежно вел к образованию государственности именно в XI–X вв. Уплотнение населения на относительно ограниченном пространстве, увеличение излишков продуктов, позволявших содержать элиту, необходимость в военной силе для борьбы с соседями, столкновения между родами и самими дружинами, кои размножались слишком интенсивно — все это не давало истории Руси выбора. Восточное славянство вступило в полосу социального кризиса, из которого был только один выход — государственный «порядок». Новгородскую землю охватывает «рать велика и усобица», столкновения «хлопцев» (читай — дружинников) и населения, горит Ладога — первая столица Рюрика.[8] Рано или поздно этот кризис должен был завершиться победой какой–либо партии. Ею стала группировка, поддержавшая Рюрика.