Читать онлайн «История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи»

До настоящего времени на русском языке не существовало монографии, в которой был бы дан очерк развития основных направлений античной науки позднего периода, — периода, последовавшего за походами Александра Македонского, изменившими облик древнего мира и ознаменовавшими собой важнейший рубеж в мировой истории. Античная наука этого периода (вплоть до начала средневековья) обычно именуется эллинистической наукой независимо от того, относилось ли время жизни ее деятелей к эпохе эллинизма в собственном смысле слова или уже к эпохе Римской империи. Дело в том, что наука как той, так и другой эпохи представляла собой единое целое, связанное прямой преемственностью школ и направлений. Важнейшим центром эллинистической науки вплоть до V в. н. э. оставалась Александрия, причем это была по преимуществу грекоязычная наука (даже в эпоху римского господства), а ее представителями в подавляющем большинстве случаев оказывались греки.

Значение эллинистической науки в истории мировой научной мысли огромно. Именно в эпоху эллинизма греческая наука в лице ее наиболее выдающихся представителей стала наукой par exellence (по преимуществу), — наукой в том смысле, в каком мы понимаем это слово теперь. Великая научная революция XVI–XVII вв. и дальнейшие достижения европейской науки восходят своими корнями к эллинистической науке. Великий Коперник имел в качестве своего предшественника Аристарха Самосского, впервые в ясной и недвусмысленной форме сформулировавшего гелиоцентрическую систему мира. Предпосылки анализа бесконечно малых уже содержались в работах Эвдокса, а особенно Архимеда. Всем известно, что первый в истории науки физический закон, согласно которому тело, погруженное в воду, теряет всвоем весе столько, сколько весит вытесненная им вода, был сформулирован также Архимедом. Не случайно Лейбниц, перечисляя величайших ученых мира, называет имя Архимеда в ряду таких имен, как Галилей, Кеплер, Декарт, Гюйгенс и Ньютон[82]. «Элементы» Эвклида служили образцом для Ньютона, когда он писал свои «Математические начала натуральной философии». Исследования конических сечений Аполлония Пергского легли в основу теории планетных движений Кеплера, стимулировали создание алгебраической теории кривых второго порядка (Декарт) и оказали влияние на основополагающие работы ряда других ученых нового времени. Воздействие идей Диофанта прослеживается на протяжении нескольких столетий от Ферма до Пуанкаре. Александрийский математик IV в. н. э. Папп рассмотрел несколько предложений, относящихся, согласно современной терминологии, к проективной геометрии. Эти примеры можно было бы умножить.

Таким образом, не будет преувеличением сказать, что достижения величайших греческих ученых эллинистической эпохи явились той базой, на которой выросла наука нового времени. Этой базой не могли быть ни космогонические и космологические построения философов-досократиков, ни всеобъемлющее учение Аристотеля. У досократиков еще не было научного метода, который позволил бы придать обязательность их противоречивым и порой парадоксальным утверждениям. Не случайно с такой иронией отзывается Сократ в платоновском «Федоне» о космологических гипотезах своих предшественников. Что же касается Аристотеля, то его система мира именно в силу своей завершенности оказалась неспособной содействовать плодотворному научному поиску. Мы знаем, что аристотелевский образ мира, принятый в качестве парадигмы учеными как восточного, так и западного средневековья, оказался величайшим тормозом, в течение ряда столетий препятствовавшим разработке идей Архимеда, Аристарха и других ученых эпохи эллинизма.

В этом смысле наука эпохи эллинизма представляет собой уникальное явление, не имеющее аналогов в культурах других регионов земного шара. Этого нельзя сказать о философии и науке (или, лучше сказать, преднауке)

досократовской поры. Пробуждение человеческого сознания, проявившееся в учениях досократиков, освободившихся от пелены мифологических образов и представлений, не было чем-то единственным и неповторимым. Подобное пробуждение сознания происходило и у других культурных народов древности. Любопытно, что оно совершалось независимо друг от друга и почти одновременно (слово «одновременно» в данном случае употребляется с точностью до двух-трех столетий). Мы имеем в виду эпоху, охватывающую VII–V вв. до н. э. Так, в это же примерно время возникает китайская философия, основные идеи которой (учение об элементах и о важнейших движущих силах мироздания — инь и ян) во многом можно считать близкими концепциям Гераклита, Парменида, Эмпедокла. В Индии в начале VI в. до н. э. появляется Сиддхартха Гаутама (Будда) — создатель одного из наиболее глубоких религиозно-философских учений. А к несколько более позднему времени относится зарождение шести классических систем брахманизма, из которых, во всяком случае, одна (вайшешика) имеет ярко выраженную натурфилософскую направленность. В Иране Заратуштра произвел радикальное очищение древнеиранских верований от наличествовавших в них элементов мифологии и демонологии и придал иранской религии возвышенный характер, вызывавший симпатии у образованных греков того времени (например, у Геродота). Согласно исследованиям новейшего времени, именно иранские религиозно-философские воззрения оказали наибольшее влияние на мышление ранних досократиков[83]. Но в дальнейшем пути греческой и восточной мысли резко расходятся. В Китае и Индии научно-философское мышление последующих столетий не выходит в принципе за пределы тех идей и тех методов, которые были сформулированы основоположниками соответствующих школ в период «пробуждения сознания». Речь шла лишь о комментировании трудов, признанных классическими, о том или ином их истолковании и о разработке деталей. В отдельных случаях эта разработка имела очень тонкий и изощренный характер, но существа дела это не меняло.

В то же время в Греции наблюдается громадный рывок. В области философии этот рывок выражается в создании великих философских учений Платона и Аристотеля, во всех отношениях превосходивших все, что до этого времени было создано мыслителями досократовского периода. О развитии послеаристотелевской философской мысли кое-что будет сказано в последующих главах. Отмечу тут же, что эти философские экскурсы не будут претендовать ни на полноту, ни на законченность. В частности, пусть читатель не удивляется, что он не найдет в этой книге изложения таких важных философских учений, как концепция Логоса Филона Александрийского или как философия неоплатонизма. С развитием греческой науки эти учения были связаны лишь самым минимальным образом и не внесли в нее (особенно поскольку речь идет об естествознании) практически никакого вклада.

Что же касается науки, то тут мы встречаемся с поразительным феноменом. Уже в IV в. до н. э. греческая наука (математика, астрономия) выделяется из синкретичной «науки о природе» досократиков и получает самостоятельный статус. Этому способствует то, что греческая наука этого периода создает свои собственные методы исследования, которые оказываются необычайно продуктивными и сохранившими свое значение в науке нового времени. Это гипотетико-дедуктивный метод, нашедший широчайшее применение во всех дисциплинах, так или иначе связанных с математикой. И во-вторых, это метод построения моделей, с помощью которых оказывается возможным объяснить наблюдаемые явления (σώζειν τα φαινόμενα, как говорили греки). Этот второй метод оказался особенно плодотворным в астрономии. Использование этих двух методов и явилось тем внутренним стимулом, который позволил грекам осуществить небывалый до этого скачок в развитии научного Знания. Для того чтобы греческая наука встала примерно на один уровень с наукой нового времени, нужен был еще один метод — метод научного эксперимента. Но по ряду причин, на которых мы здесь не будем останавливаться, у греков мы находим лишь зачатки научного экспериментирования. Эксперимента в том смысле, в каком он был создан трудами Галилея, Бойля, Гюйгенса, Ньютона, греческая наука еще не знала.

Но, помимо внутренних причин, несомненно существовали также и внешние причины, обусловленные политической и социально-экономической ситуацией в эпоху эллинизма. Без учета этих внешних причин мы не можем, в частности, объяснить возникновение александрийской научной школы и связанных с ней учреждений. Только потому, что в этот период истории античного мира произошло сочетание внутренних и внешних факторов, благоприятствовавших развитию науки, может быть объяснен удивительный взлет научной мысли, нашедший выражение в трудах Евклида, Архимеда, Аполлония из Перги, Гиппарха и других ученых.