Читать онлайн «Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души»

Св. Григорий, епископ Римский по прозванию Двоеслов, жил во второй половине шестого века по Рождестве Христовом. По происхождению он принадлежал к знатному римскому роду, но по внутреннему влечению к жизни созерцательной, в ранних летах отказавшись от богатства и мирских почестей, принял иноческий чин и вскоре приобрел славу строгого подвижника. В продолжение почти двадцатилетней иноческой жизни, св. Григорий был настоятелем разных монастырей и занимал другие важные церковные должности в римском клире. Наконец, в 590 году единодушным, настоятельным желанием народа и клира римского он был возведен на епископский престол в Риме. Четырнадцать лет проходил св. Григорий это высокое звание. Святая неутомимая ревность его была обращена постоянно к устроению блага не только собственной его паствы, но и всей Вселенской Церкви. Доказательством этого служат: мудрость, с какою он умиротворил споры, возникшие в его время на Западе по поводу определений V Вселенского собора, — благоразумные и строгие меры, предпринятые им к искоренению раскола Донатистов, — неусыпная заботливость его о благоустроении чина церковного Богослужения, — деятельность в распространении света веры христианской, стяжавшая св. Григорию титло апостола, или просветителя, целой страны — Англии. Заслуги сего святителя для всей христианской Церкви были вообще так важны и многочисленны, что Вселенская Церковь причислила его к лику святых, а безпристрастная история усвоила ему название: великого.

К заслугам св. Григория для Церкви Вселенской относятся и многочисленные, оставленные им, сочинения. Они весьма разнообразны по содержанию и важны по обширным и глубоким познаниям, высказанным в них. Сочинения св. Григория имеют своим предметом: истолкование Священного Писания, назидание в христианских истинах, повествование о жизни и чудесах святых подвижников, рассуждения о современных ему обстоятельствах Церкви, устроение церковно-богослужебного чина. — Общее уважение, какое имела Православная Церковь во все времена к писаниям сего знаменитого пастыря, было, без сомнения, причиною того, что с древних времен существовали переводы многих творений св. Григория — между прочим, и на славянский язык. Так, известны переводы на славянский язык его бесед, толкований на Св. Писание, различных повествований [1]. Последнее сочинение, предлагаемое здесь в переводе на чистый русский язык, пользовалось в Церкви Вселенской всегда особенною известностию и уважением, что видно уже из самого поименования св. Григория, по этому случаю, Двоесловом. Эти собеседования, заключающие в себе в высшей степени назидательные повествования о жизни италийских святых, изложенные с увлекательною простотою и безыскусственностию, составляют для всякого христианина драгоценное приобретение. Но кроме того, они важны по богатству заключающихся в них материалов для истории Вселенской Церкви в смутное время распадения Западной Римской империи. Св. Григорий, как сам говорит в предисловии к "собеседованиям", собирал сведения от лиц самых достопочтенных и вполне заслуживавших доверия, большею частию, очевидцев тех событий, о которых он рассказывает.

В виде собеседования св. Григорий изложил свое сочинение, конечно, с целью сделать чтение его более легким и приятным. Впрочем, диакон Петр, представляющийся собеседником св. Григория, лицо не вымышленное, а действительное, с которым у святителя, как можно примечать из сего же сочинения, происходили на самом деле беседы о жизни святых.

Однажды, слишком отягощенный безпокойством от мирских дел, которые нередко вынуждают нас оставлять собственные наши дела, чего бы никак не должно быть, я удалился в одно уединенное место, отрадное для скорбящей души. Там, на свободе я удобнее мог разобрать неприятные впечатления, меня тяготившие, и ближе рассмотреть все, что обыкновенно наводило тоску. Когда, таким образом, я провел немало времени в уединении, в глубокой грусти, пришел ко мне возлюбленнейший сын мой диакон Петр. С первых цветущих лет юности самая тесная дружба соединяла нас; вместе с ним обыкновенно углублялись мы в слово Божие. Увидев, что я страдаю от тяжкого сердечного изнеможения, он спросил меня: "Не случилось ли с тобой что-нибудь новое, что ты печален более обыкновенного?" — "Нет, возлюбленный Петр, — отвечал я ему, — скорбь, которую каждый день я терплю, всегда для меня стара, потому что обычна, и всегда нова, потому что возрастает. Теперь душа моя скорбит оттого, что неприятности лежащих на мне дел вызывают в ней воспоминания о прежней моей монастырской жизни; о той жизни, когда она умела управляться со всеми случайностями, возвышаться над всем скоропреходящим, потому что мысль ее была постоянно устремлена к небесному; когда даже и узы плоти не могли служить для нее препятствием вести жизнь созерцательную, ибо самая смерть, которая почти для каждого есть страшилище и ужас, была для нее вожделенна как переход к жизни, как воздаяние за подвиги. А теперь, по долгу пастырского служения, я должен заниматься делами мирскими и, оставив прежнюю прекрасную и безмятежную жизнь, осквернять свою душу тиною земных попечений. Ибо как скоро, по снисхождению к другим, внимание души начнет рассеиваться по внешним предметам, тогда, несомненно, и самое сильное влечение к предметам духовным будет в ней слабеть. Поэтому я и соображаю, что я приобретаю и что потерял. И соображая свои потери, вижу, что потерянное важнее того, что имею. Ибо вот я теперь обуреваюсь волнами великого моря, и корабль ума моего потрясается от волнений сильной бури; а когда я припоминаю прежнюю свою жизнь, то, обращая взоры назад, как будто вижу берег и воздыхаю. И что еще тягостнее, в тревогах от безмерного волнения я едва уже могу и видеть оставленную мною пристань, ибо с нашею душою так случается, что сначала, когда душа теряет благо, каким владела, она еще сохраняет об утрате воспоминание, но потом, с продолжением времени, забывает и о самом утраченном благе, и таким образом, наконец, не удерживает даже памятью того, чем прежде владела на самом деле. Поэтому, как я сказал, с продолжением плавания мы уже теряем вовсе из виду оставленное нами безмятежное пристанище. Иногда же, к большему еще усилению моей скорби, приходит мне на память жизнь людей, всецело душою оставивших мир. Одно воззрение на высоту их ангелоподобной жизни показывает мне, как низко сам я остаюсь. Большая часть сих святых мужей благоугодили своему Создателю, проводя жизнь сокровенную от мира, и всемогущий Господь, не желая, чтобы обновляющийся дух их ветшал от человеческих дел, удалял от них всякое мирское попечение.

Впрочем, чтобы лучше передать все, что мы говорили между собою, я изложу это в виде разговора, по вопросам и ответам — с обозначением наших имен.

Петр. Мало я знаю о деяниях мужей, прославившихся святостию жизни в Италии. Поэтому не понимаю, о ком с таким увлечением говоришь ты, сопоставляя свою жизнь с их жизнию. Конечно, я не сомневаюсь, что действительно были в Италии мужи святые, но их добродетели и чудеса или вовсе мне неизвестны или, по крайней мере, о них так мало доселе говорили, что это молчание может навести сомнение.

Григорий. Если б, возлюбленный Петр, я решился передать тебе только те сведения о жизни сих святых и славных мужей, которые мог я, ничтожный человек, узнать со слов добрых и верных свидетелей или сам собою, то думаю, что и времени для этого не досталоКбы.

Петр. Умоляю тебя, святейший отче, расскажи мне хотя что-нибудь. И, кажется мне, то не может служить важным препятствием к повествованию, что из воспоминания о жизни святых мужей должен составиться обширный рассказ. Ибо повествование о жизни святых будет уже показывать, каким образом и нам нужно стяжавать и сохранять добродетель, и повествование об их чудесах покажет, каким образом приобретенная и сохраненная добродетель прославляется. И есть люди, в душах которых можно возжечь пламень любви к отечеству небесному не столько наставлениями, сколько примерами. Ибо внимающий повествованиям о жизни святых отцов получает от сего двоякую пользу: во-первых, примеры их жизни как людей, предваривших нас на пути ко спасению, возбуждают любовь к будущей жизни; во-вторых, если кто дотоле привык видеть в себе какие-нибудь добродетели, то смирится, когда познает, что подвиги святых были выше.

Григорий. Я готов немедленно рассказать тебе все, что узнал об этих мужах из беседы с людьми благочестивыми, последуя в этом священному и высокому примеру, яснее солнца для меня сияющему, — примеру Марка и Луки, которые написали свои евангелия не на основании того, что они видели, но что слышали. Впрочем, чтобы будущие читатели моего рассказа не имели и малейшего повода усомниться в истине моего повествования, при каждом из описываемых событий я буду указывать источник, из которого заимствовал их. Только предваряю тебя, что при описании некоторых событий я буду удерживать одну мысль источника, а при описании других — и мысль, и самые выражения. Ибо если бы я стал все рассказывать собственными словами тех, которые передавали мне, в моем слоге, как у писателя, вышла бы неровность от внесения простого, безыскусственного рассказа некоторых лиц. Впрочем, рассказ, который я намерен предложить теперь, заимствован из уст самых достопочтенных старцев.