Читать онлайн «Если я забуду тебя…». Страница 45

Таким был в моей жизни период мира, во время которого я воспринял идеи, которыми оказали глубокое воздействие на мои мысли и действия. Пока мои раны залечивались, я разговаривал с рабби Малкиелем, говоря, что если бы не данная мной клятва, что я отомщу за убийство отца, к которому теперь добавилось убийство моего брата Марка, я бы попросил крестить меня, чтобы я мог остаться среди них и разделить духовный мир, который они открыли. Но услышав о моей клятве отомстить, рабби вздохнул и спросил, слышал ли я об озере, называемом Асфальтовым, или иначе Мертвом морем, и узнав, что слышал, он рассказал о странных фруктах, что растут на его берегах, которые на вид удивительно вкусны и красивы, но когда их попробуешь, наполняют рот гнилью.

— Такова, Луций, и месть. Пока ее ждешь, она кажется такой желанной, но когда попробуешь — это прах и пепел. Потому что никогда пролитая кровь не искупается кровью, а убийство не исчезает после второго убийства. Но я вижу, что тебе надо следовать за этим призраком, пока ты сам не убедишься в истинности моих слов. Такова твоя судьба. Но когда твоя месть свершиться, и ты осушишь эту чашу до дна, тогда найди меня вновь.

После этого он обнял меня, как обнимал и других, и я не мог сдержать слез при расставании с этими добрыми людьми, которые выходили меня, утешили в гое и вывели из долины смерти. Может быть божественный судья, чьего Страшного суда они ждут, вспомнит милосердие, которым они одарили меня, и включит их в число избранных.

И вот однажды утром я вновь отправился в путь среди гор Иудеи с единственной сумой, где находилось несколько кусков хлеба, данных мне братьями. Чтобы не привлекать внимания грабителей, я облачился в лохмотья нищего и тащился со своими вещами, имея такой жалкий вид, что даже сикарии не стали бы убивать меня. И правда, когда их шайка спустилась ко мне с гор, я разразился такими жалобными стонами, что эти негодяи были тронуты моим видом и дали мне немного мелких денег. Я не вернулся в Кесарию, не желая вторично подвергаться злому преследованию Гессия Флора. Вместо этого я направился в Сирию и пришел в Антиохию, после Рима и Александрии самый богатый и один из красивейших городов империи.

Вокруг большой площади в том городе размещалось много великолепных зданий, главное из которых было дворцом правителя Сирии, который был главным среди римских чиновников в этой части империи, и чья юрисдикция простиралась на тетрархии Иудею, Галилею, Идумею и Самарию. В те времена правителем Сирии был толстый и некомпетентный Цестий Галл, который так ж соответствовал своему важному положению, как курица темному пруду. Он не был негодяем как Гессий Флор и даже кое-как пытался осуществлять правосудие. Когда Агриппа пожаловался на то, как обращаются с евреями в Иерусалиме, он отправил туда одного из своих трибунов, Неаполитина, чтобы он изучил дело. Этот Неополитан рассказал о погроме на Верхнем рынке и заверил его, что если немедленно не предпринять мер по смещению Флора, последует всеобщее восстание евреев. Но Цестий Галл из страха и лени перед Гессием Флором не сделал ничего, чтобы сместить этого мерзавца, а попросту повернулся спиной к Иудее и сделал вид, будто ничего не знает.

И вот, пока я шел через город в наряде нищего, я решил рассказать все Цестию Галлу и дать ему отчет о истреблении римского гарнизона в надежде, что эта новость побудит его действовать. Хотя во многом я сочувствовал борьбе евреев за свободу, я все же сам видел, что они не способны сами править: приказы Синедриона игнорировались Элеазаром, священные клятвы нарушались, был убит первосвященник, а вся страна находилась на грани анархии. И потому мне, казалось, что ради самих же евреев было бы лучше, если бы вернулись римляне и восстановили порядок, иначе страна была бы разодрана на части силами зелотов, сикариев и Элеазаром. Решившись на это, я пошел ко дворцу Цестия Галла и потребовал ауденции у наместника, на что привратник дико расхохотался, считая меня нищим. Он сбросил меня со ступеней и избил бы, если бы по случайности мимо не проходил сирийский торговец, которого я несколько раз встречал в Иерусалиме у Мариамны. В своем несчастье я обратился к нему, и его влияние дало мне возможность увидеть губернатора, который, услышав мое имя, немедленно послал за едой, вином и чистой одеждой, так как знал в Риме моего отца и огорчился, увидев сына сенатора в одежде нищего.

Когда меня вымыли и накормили, я вернулся в большой зал для ауденции, чудесно украшенный мраморными статуями и высокими колоннами. Услышав мой рассказ, Цестий Галл вызвал командующего Двенадцатого легиона, отправил послания своим трибунам и даже пригласил царя Агриппу, который в этот момент как раз находился в Антиохии. Вскоре зал для ауденции заполнился многими видными людьми, которым я вновь поведал об избиении, подчеркивая, что мы были преданы отрядом Элеазара, и что Синедрион не принимал участия в предательстве, но горько оплакивал гибель такого количества безоружных людей. Я так же обратил особое внимание на низость Гессия Флора, рассказав, как он использовал все способы, какие только мог изобрести, чтобы заставить евреев взбунтоваться. А еще я рассказал, как он отправил меня, моего брата и двацать легионеров из первой когорты в Иерусалим, чтобы мы присоединились к гарнизону, хотя эти действия были совершенно бессмысленны и могли привести лишь к гибели людей, что и случилось. Собравшиеся выразили свое отвращение по отношению к Флору, которого никто не любил, но в отношении которого никто ничего не мог сделать, так как ему покровительствовал Тигеллин, любимец Нерона.

Но теперь даже Цестий Галл не мог игнорировать события в Иудее, и был вынужден предпринять шаги, чтобы привести страну к порядку. И потому он начал собирать свои силы, и вскоре город Антиохия заполнился вооруженными людьми. Чтобы сформировать мощное ядро своих войск, он взял весь Двенадцатый легион и добавил к нему из других легионов, находящихся в Антиохии, шесть когорт пехоты и четыре кавалерийских эскадрона. К тому же он собрал вспомогательные войска из всех сирийских городов, которым возможно и не доставало военной выучки легионеров, но которые возмещали это яростной ненавистью, которую они питали к евреям. Царь Агриппа, жаждя привести свои владения к порядку, хотя фактически был не правителем, а лишь марионеткой римлян, дал три тысячи пехотинцев, три тысячи лучников, а также тысячу всадников. Соем, царь Эмесса[30], послал четыре тысячи человек, третья часть которых состояла из всадников, а остальные были лучники, ведь аравийские лучники славятся своим искусством. Царь Антиох[31] прислал пять тысяч человек. Таким образом Цестий Галл имел значительные силы, по крайней мере по численности. Однако, это было разношерстное войско, которое трудно было контролировать, так как в нем лишь римляне понимали значение дисциплины и имели представление о военном маневрировании. К тому же три царя — Агриппа, Соем и Антиох — считали себя верховными главнокомандующими, а так как Цестий Галл был слабым человеком, не способным к решительным действиям, то у его войска было столько же голов, сколько у гидры, и войско было почти неуправляемо.

В то время, пока в Антиохии шли все эти приготовления, по городам востока прокатилась волна антиеврейских погромов, словно какая-то слепая разрушительная сила была спущена на этот несчастный народ. В Кесарии были убиты два тысячи евреев. Это избиение произошло в тот самый день и в тот самый час, когда в Иерусалиме был уничтожен римский гарнизон, и поэтому некоторые заявляли, что это божественная месть, хотя лично я не понимаю, почему две тысячи евреев должны расплачиваться за гибель шестисот римлян. В Ашкелоне, Птолемаиде и Тире тысячи людей были убиты, еще большее количество было продано в рабство. В Александрии, где антиеврейская волнения постоянны, на еврейский квартал напали не только греки, но и два тяжеловооруженных римских легиона, после чего весь квартал был разграблен и сожжен, и убийства не прекращались до тех пор, пока пятьдесят тысяч евреев всех возрастов от седобородых стариков до младенцев грудами не лежали мертвыми, а все вокруг не было залито кровью. В Скифополе[32] ночью был подвергнут нападению еврейский квартал, и у тринадцати тысяч человек были перерезаны горла. По всей Сирии целые города были завалены трупами, брошенными на улицах и гниющими, так как не оставалось никого, кто мог бы их похоронить — старики, младенцы и женщины в неприкрытой наготе, все были мертвы и валялись в разных позах, целые горы, облепленные мухами и терзаемые стервятниками, испускающие страшный запах, который распространялся на многие мили вокруг. И все эти убийства, были лишь предвкушением того разрушения, когда на Иудею хлынули римские войска, так что казалось невозможным, чтобы еврейский народ выжил после всех этих массовых убийств, и они бы не выжили, если бы не обладали духовными силами, которых не было дано большей части человечества. Более того, они очень плодовитый народ, так как Яхве дал им заповедь плодиться и размножаться и наполнять землю[33], и эта та заповедь, которую они воспринимают очень серьезно, и потому они лелеют своих детей, даже калек, от которых никогда не отказываются, как это делают греки и римляне.