Читать онлайн «Выживает сильнейший»

Виват, Голливуд!

Отполированные тысячами подошв, звездно поблескивали вцементированные тут и там в панели тротуара медные пластины с именами знаменитостей. Но настоящими звездами ночи были скорее торговцы дурманом, крепкие молодцы с накачанными бицепсами и подростки, пославшие к чертям дешевые идеалы своих родителей.

Всех их двадцать четыре часа в сутки гостеприимно принимала кофейня «Гоцзи», расположенная в северной части бульвара Голливуд между салоном татуировки и баром, где собирались фанаты-металлисты.

Размахивавший метлой мальчишка-мексиканец только повел головой, когда ровно в три часа ночи ко входу подкатила черно-белая патрульная машина. Документов у парня не было никаких, однако внезапное появление полиции ничуть не испугало его. Копам на иммиграционные порядки было наплевать. Пробравшись в Лос-Анджелес всего месяц назад, мальчишка быстро понял, что в этом городе всем на все наплевать.

Нолан Дал закрыл дверцу автомобиля и ленивой походкой вошел в кофейню с тем независимым видом, какой может позволить себе лишь молодой, атлетически сложенный мужчина, одетый в полицейскую форму с болтающимися на ремне дубинкой, рацией, фонариком и кобурой с девятимиллиметровым револьвером. Зал пропитался тошнотворным запахом подгоревшего масла, ковровая дорожка в проходе была покрыта отвратительными разводами. Дал выбрал столик в углу и принялся глазеть на сидевшую за кассой юную филиппинку.

В соседней кабинке о чем-то шептались двадцатитрехлетний сутенер Террел Кохрейн и одна из его подопечных, пухлощекая шестнадцатилетняя мать двоих детишек Джермадин Баттс, приехавшая недавно из Оклахомы. Пятнадцать минут назад парочка сидела за углом в принадлежавшем Террелу «лексусе», где Джермадин, приспустив чулок, с трудом нашла на лодыжке вену и закатила в нее пятнадцатидолларовую порцию плохо очищенного героина. Сейчас одуревший от наркотика организм требовал сахара, который она и пыталась извлечь из второго огромного стакана кока-колы, гоняя соломинкой кусочки льда.

Террел принял скатанную в шарик смесь героина с кокаином и ощущал себя сейчас в восхитительном состоянии идущего по проволоке канатоходца. Склонившись над столиком, он ковырял вилкой сыр, выкладывал на тарелке из колец жареного лука олимпийскую эмблему и делал вид, будто не обращает никакого внимания на сидящего неподалеку высокого светловолосого полисмена.

Нолану Далу и в самом деле было глубоко наплевать на обоих, равно как и на пяток других таких же фигур, расположившихся тут и там в ярко освещенной кофейне. Откуда-то лилась негромкая музыка. К столику Нолана с улыбкой подошла миниатюрная иссиня-черная официантка. Отмахнувшись от меню, он попросил принести кофе и кусок кокосового бисквита.

– В ночной смене новичок? – обратилась к нему на отличном английском с приятным певучим акцентом девушка. Она приехала в Штаты из Эфиопии пять лет назад.

Улыбнувшись, Нолан покачал головой. В Голливуде он работал по ночам уже третий месяц, просто до этого ни разу не заходил в «Гоцзи», балуя себя сластями в рекомендованной ему Уэсом Бейкером кондитерской Данкина на Хайленд-авеню. Копы и пончики. Ха-ха.

– Никогда не видела вас здесь раньше, офицер... Дал?

– Что ж, жизнь вечно подкидывает что-нибудь новенькое.

– Ну-ну. – Негритянка рассмеялась и направилась к стойке с пирожными. Посмотрев ей вслед, Нолан перевел взгляд своих голубых глаз на Террела Кохрейна.

Волосатое ничтожество.

Нолану было двадцать семь, и его представления о мире формировались главным образом под воздействием того, что он видел на экране телевизора. До прихода в полицию сутенеры для него ассоциировались с красными бархатными пиджаками и широкополыми, в перьях, шляпами. Довольно скоро Нолан понял, что в реальной жизни ни к чему нельзя подготовиться заранее.

Ни к чему.

Он рассматривал Террела и его шлюшку – явно несовершеннолетнюю. Этот месяц Террел не вылезал из болтавшихся на нем безвкусной расцветки шерстяных рубашек, из-под которых виднелась одна и та же черная майка. В прошлом месяце он казался вросшим в кожаный пиджак, а до этого походил на сына диктатора какой-нибудь африканской страны.

Под пристальным взглядом Кохрейн начал беспокойно озираться по сторонам, надеясь, что объектом внимания полисмена был не он, а тройка перешептывавшихся транссексуалов, с жеманным хихиканьем поедавших ломтики хрустящего картофеля. Как бы не так. Коп смотрел прямо на него и улыбался какой-то непонятной, почти печальной улыбкой. Что, черт возьми, могло это значить? Сбитый с толку, Террел вновь принялся крошить свой сандвич.

Официантка поставила перед Ноланом его заказ.

– Отлично, – с одобрением отозвался он, попробовав кусочек бисквита, хотя кокосовая начинка отдавала разбавленным аперитивом, а крем был похож на синтетический клей. Но Нолан и виду не подал – он с детства привык вместе с сестрой Хеленой и отцом врать матери, когда та ставила на стол свою неаппетитную стряпню.

– Что-нибудь еще, офицер?

– Нет, спасибо.

Только не с вашей кухни.

– Махните мне в случае чего.

Нолан улыбнулся.

Чему он так радуется, скотина, подумал Террел. Не иначе как заграбастал какого-то бедолагу, который уже с катушек падал.

Нолан откусил еще один кусок и опять улыбнулся.

Сутенер скосил глаза на свою соседку, чья голова почти уткнулась в стакан с колой. Еще несколько минут, сучка, и в машину – пора взбодриться.

Заметив, что Дал между тем покончил с бисквитом и уже допивал кофе, эфиопка вновь приблизилась к столику, готовая плеснуть в пластиковый стаканчик добавку.

Дрянь. К их кабинке второй раз она так и не подошла. Глядя на ее шевелящиеся губы, Террел поднес ко рту сандвич. Официантка вручила копу счет, и тот, покачав головой, произнес что-то и протянул бумажку в двадцать долларов. Сияющая негритянка отошла в сторону.

Сдачи не нужно, понял Террел. Выскочки всегда любят швыряться чаевыми. Да еще эти улыбочки – наверняка решил отпраздновать свой очередной успех.

Дал опустил взгляд в пустой стаканчик. Затем рука его под столом сжала какую-то штуку.

Револьвер.

И опять, уже в который раз, Кохрейн увидел на лице его улыбку. Коп показывает свою пушку!

Рука с револьвером выпрямилась.

Террел инстинктивно нырнул под стол, забыв о клевавшей носом Джермадин, хотя прежде он всегда выручал свою подружку в подобных ситуациях.

Движение сутенера не ускользнуло от глаз остальных посетителей: троих непонятных бесполых существ, полупьяного водителя-дальнобойщика и выжившего из ума беззубого девяностолетнего старика, седевшего в кабинке у входа. В следующее мгновение все сползли на пол. Только официантка, болтавшая со своей подругой-филиппинкой, окаменела у кассы.

Нолан Дал кивнул им обеим и улыбнулся.

Какая грустная улыбка, подумала негритянка, что это с ним?

Как бы в молитве, Нолан опустил веки. Затем глаза его широко раскрылись, он поднял револьвер и, не сводя взгляда с официантки, вложил ствол в рот. Плотно сомкнул губы, потянул в себя воздух. От ужаса девушка не могла пошевелиться. Успокойся, малышка, все в порядке, говорили глаза Дала. По-другому мне нельзя.

Симпатичное черное личико было последним, что он видел. Господи, каким же дерьмом здесь смердит. Нолан нажал на спуск.

О похоронах рассказала Хелена Дал, а остальное я узнал из газеты и от Майло.

Заметка о самоубийстве молодого полицейского заняла всего пять строк где-то на двадцать третьей полосе. Не было комментариев и в последующих выпусках. Нелепая и непонятная смерть не давала мне покоя, поэтому, когда через пару недель Майло позвонил и предложил встретиться с Хеленой, я сказал:

– Безусловно. Как ты думаешь, почему он так поступил?

– Понятия не имею. Может, Хелена как раз об этом и хочет поговорить. Алекс, Рик считает, что у тебя нет никаких обязательств перед нею, так что смотри сам. Хелена – медсестра в госпитале «Сидарс», раньше работала там же в отделении интенсивной терапии вместе с Риком. Ей просто не хочется иметь дело с психоаналитиками по вызову. Но имей в виду, что речь вовсе не идет о каком-нибудь близком друге.

– Полицейское управление провело свое расследование?

– По-видимому.

– О результатах ты ничего не слышал?

– Подобные дела делаются, как правило, тихо, да я и не вхож в те круги. Единственное, что говорят, так это то, что парень слыл странным. Спокойный, замкнутый, много читал.