Читать онлайн «Во славу Отечества!»

Личный адъютант Верховного командующего русскими войсками генерала Корнилова капитан Покровский неторопливо курил папиросу, стоя в холодном тамбуре литерного поезда, который уже третьи сутки стоял на одной из боковых веток Могилева. Однако, в любой момент он был готов развести пары, чтобы незамедлительно доставить генерала в любое, нужное для него место. Заняв пост главнокомандующего русской армии с июля семнадцатого, Корнилов уже успел исколесить на своем литерном поезде почти добрую половину России, желая выполнять свои обязанности, как можно лучше.

У капитана ещё было достаточно времени перед началом совещания у командующего, на котором должно было пройти обсуждение положения на фронтах страны, и поэтому, стоя в холодном тамбуре в наброшенной на плечи шинели, он медленно и неторопливо пускал сизые кольца дыма в раскрытое окно.

Солнце уже стремительно проходило свой путь к линии горизонта, щедро окрашивая своими холодными закатными лучами в алые тона огромные снежные сугробы, обильно нанесённые на землю наступившим декабрем.

Шел окаянный 1917 год, который в одночасье перевернул в многострадальной России всё с ног на голову. На глазах у изумленных жителей страны, подобно карточному домику, в одно мгновение рухнула многовековая царская монархия, и Россия стремительно погрузилась в анархию демократии и свободы, вместе с которыми появились произвол и насилие в самой грубой и разнузданной форме. На белый свет вылезли немыслимые пороки людской души, лишенной каких-либо элементов сдерживания и ограничения.

Бездумно руководимая Керенским Россия кидалась из одной крайности в другую, бездарно теряя от этих преступных действий людские ресурсы, территории и остатки прежнего уважения к себе. Всё это неизбежно приводило к возникновению вопроса о существовании России, как суверенного государства.

Глядя на кровавые отблески солнца, капитан с содроганием вспомнил март месяц, когда в армию из Петрограда пришел тот злосчастный приказ № 1, столь ненавистный впоследствии всеми офицерами фронтовиками. Один листок бумаги за подписью Временного правительства смог нанести действующей армии больше вреда, чем сам германский кайзер, вкупе со всеми своими союзниками вместе взятыми. И, хотя потом, премьер-министр Керенский и вся его демократическая камарилья рьяно пытались доказать на многочисленных митингах и собраниях, что данный приказ касался только частей Петроградского гарнизона, черное дело было сделано. Вырвавшийся на свободу джин вольницы начал стремительно набирать опасные обороты.

Этому процессу способствовали всевозможные представители и комиссары Временного правительства, которые, как по мановению волшебной палочки, устремились из столицы на фронт, стремясь, как можно лучше и полнее, разъяснить одетым в серые шинели солдатским массам их права и свободы, подаренные им славной Февральской революцией. Одетые в кожаные тужурки с красными бантами в петлице или на рукаве голосистые ораторы открывали забитому народу всю правду-матку, которую столетиями скрывали от него царские сатрапы. Одного партийного говоруна-разоблачителя сменял другой, сладко обещая русскому крестьянину скорую райскую жизнь, правда, при этом, не уточняя ни размеров благодати, ни сроков её наступления.

От подобных демократических заигрываний перед нижними чинами дисциплина в частях стремительно упала, сводя к полному нулю их боеспособность. Получившие право не подчиняться офицерам солдаты немедленно воспользовались этим даром революционного правительства для сведения своих старых счетов с командирами. При этом особо злобствовали не фронтовики, которые, находясь на передовой, прекрасно осознали необходимость порядка и дисциплины на войне, а тыловые части, не желавшие менять свои тёплые места на холодные фронтовые окопы. Они в полной мере воспользовались вновь приобретённым демократическим правом в виде своей винтовки и горла, когда только возникал вопрос о возможной отправке их на фронт.

Их ненависть и злобный кураж над поверженным начальством Покровский оценил на собственной шкуре, когда вместе с другими офицерами прибыл на маленькую железнодорожную станцию под Псковом для получения под своё командование нового подразделения. Здесь, в этом уголке бывшей Российской империи, а теперь свободной республики, царила полнейшая «демократия», в которой реальной властью, заправляющей всей жизнью, были войсковые комитеты различных мастей, не желавшие более воевать.

Именно такая толпа людей, по ошибке одетая в военную форму, встретила господ офицеров на вокзале, решив раз и навсегда снять вопрос о своей отправке на фронт. Как выяснилось позже, тыловиков заботливо предупредили Петроградские доброжелатели, выслав в запасные части телеграмму, сообщавшую солдатским комитетам о планах командования по изменению их дислокации.

Верховодившие в комитетах горлопаны моментально доказали отнюдь не рвавшимся в бой солдатам, что всё зло заключается только в офицерах, которые должны прибыть на станцию для исполнения приказа командования.

— Предатели генералы прежнего режима вновь хотят подставить нас под немецкие пули, как безмолвную скотину, — изливали душу ораторы из комитета, едва телеграмма была доставлена по назначению, — разве не мы свергли царя с его сатрапами, втянувших Россию в эту кровавую бойню. Разве не наши штыки подарили свободу всем жителям нашей страны от мала до велика. И в благодарность за это, нас хотят направить на фронт! Мы свободные люди и не желаем больше быть пушечным мясом по приказу их благородий! Покажем господам офицерам нашу солдатскую силу!-

Охваченные этим «благородным порывом» тыловики дружно повалили в сторону вокзала для «теплой встречи их благородий», здраво рассудив, что если не будет людей присланных с приказом, то и не будет проблем. Как только прибывшие офицеры сошли с подножки поезда и двинулись по перрону, как к ним моментально подлетели солдатские представители и, подхватив ошарашенных и ничего не понимающих людей под руки, потащили к кирпичной стенке ближайшего пакгауза. Пораженные подобным обращением с ними своих же солдат, офицеры почти не сопротивлялись, поскольку происходившее событие казалось каким-то чудовищным наваждением. Покровский с ужасом отмечал, что подобное обращение с офицерами для жителей этой станции было уже привычным явлением, подобно некому весёлому развлечению в их серой будничной жизни.

— Офицеров ведуть, господариков тянуть! — звонко голосили станционные мальчишки, созывая своими криками всех присутствующих на вокзале и его окрестностях. Раззадоренная столь шумным приглашением толпа энергично валила к стенам пакгауза, образуя большое разномастное сборище зевак, на чью долю выпала возможность поглазеть на бесплатное развлечение. Уподобляясь толпе зрителей в древнем Риме, пришедших посмотреть гладиаторские бои, они пришли насладиться новым представлением, которым их щедро одаривала демократическая Россия. Люди, жизнь которых вот уже три года защищал Покровский, без всякого страха и смущения ждали возможности повеселиться над своими защитниками. Задержавшие офицеров солдаты моментально ощутили мощную поддержку со стороны говорливой толпы и, войдя во вкус, стали разыгрывать представление под названием «справедливый солдатский суд».

Первым кому довелось испытать на себе его праведную руку, оказался подпоручик Мокриевич. Двое отъевшихся запасников, нещадно дышавших в лицо своей жертве чудовищной смесью из водочного перегара, лука и кислых щей, ловко вывернув Мокриевичу руки, с всего маха бросили подпоручика к ногам чернявого солдатика, чью хилую грудь украшал большой красный бант, неизвестно из чего изготовленный.

— Что, вашбродь, приехали! — визгливо закричал «судья» офицеру, которого подручные заставили встать на колени, — сейчас с тобой расчет будем производить за всю нашу кровь и пот, которые ты пудами выпил из нашего солдатского брата.-

Хлестко и истерично ударяя себя в грудь, солдатик все больше и больше распалялся от собственного визгливого крика, возводя на бедного Мокриевича одно обвинение страшнее другого. Подобная манера поведения однозначно выдавала в нем представителя криминального мира, которые в большом количестве были выпущены на свободу февральской демократией и активно влились в тыловые части, представляя себя истинными жертвами царизма. Чувствуя себя, как рыба в воде, они легко пролезали в низовые солдатские комитеты, подбивая тех к полному неповиновению своим командирам и поискам правды жизни в виде грабежа винных складов или зажиточных людей, объявляя последних немецкими пособниками. Доведя свою истерику до последней звуковой планки, которую позволяли взять его полностью прокуренные легкие, чернявый с силой ударил подпоручика в грудь ногой и пригрозил немедленной смертью, если он сейчас же не снимет свои погоны и не попросит прощения перед солдатами, которых якобы собирался вести под германские пули.