Читать онлайн «Битва при Наци-Туци»

Мы с вами живем в очень занятном мире. Начнем с того, что их не один, а два. (Миров, то есть.)

Раньше был один: тот, который мы видим, слышим, трогаем, обоняем и т. д. и т. п.

Правда, еще был (и остался) мир, который существует в книгах, картинах, фильмах и музыке — воображаемый мир. В нем жили и живут Андрей Болконский, Ромео с Джульеттой, Бэтмэн, Иванушка-дурачок, Зевс с компанией богов, Человек-Паук и много, много других интересных жителей — наверно, не меньше, чем в настоящем, всамделишном мире.

Тот мир похож на наш, настоящий, и отличается от него только тем, что его нет. (По этой причине я не уверен, правильно ли говорить о нем «был», «есть» и так далее. Он-то, конечно, был и есть, но как-то по-другому, не так, как наш первый, всамделишний мир. Чтобы не запутаться, будем так и говорить о всамделишном — «мир № 1»).

Во всяком случае, ни у кого, кажется, не возникало колебаний в том, что придуманный мир придуман. Никто в этом не сомневался — до тех самых пор, пока…

Стоп. Давайте вначале разберемся, а может ли такое вообще быть — чтобы кто-то поверил в то, что придуманный мир не придуман, а есть на самом деле. (Малышню, которая верит в Бабая с Дедом Морозом, в расчет не берем.)

Ну, например, в придуманном мире живут не только придуманные жители. Не только Андрей Болконский и Пьер Безухов, но и Кутузов, Наполеон, Александр I. А также много-много других настоящих, взаправдашних жителей мира № 1 — королей, императоров, поэтов, художников, ученых и прочих людей, которым посчастливилось прославиться. (Первое место среди них занимают политики и полководцы — недаром они такие пробивные.)

Коварный вопрос: попадая в книжки, фильмы и картины, они остаются при этом жителями мира № 1, или превращаются в каких-то других людей, которые просто носят те же имена?

Знаю — вы не клюнете на мою удочку и уверенно скажете, что, конечно же, не остаются и превращаются. Во-первых, они там часто делают то, чего не делали их прототипы (недаром и слово такое есть: «прототип»). Пушкинский Сальери травит Моцарта, хоть настоящий Сальери Моцарта не травил. Цари и полководцы во всяких подхалимских книжках белые и пушистые, хоть на самом деле были ого-го какие — палец в рот не клади. И так далее.

Во-вторых, даже если герой, переселившись в книжку или фильм, делает то же самое, что делал в мире № 1 — все равно он не делает ВСЕГО того же. Иначе фильм длился бы столько, сколько длилась его жизнь, а книжка… ну, с книжкой еще сложнее.

В общем, вопрос ясен: жители реального мира, попадая в придуманный, превращаются там в совершенно других людей, и иначе просто не может быть.

А может быть так, чтобы мы не смогли отличить придуманного героя от настоящего? Придуманное событие от реального? Придуманный мир от мира № 1?

Понимаю — очень хочется сказать «не может»:

— Мы, может, и не можем, а какой-нибудь умный профессор или доктор наук, который все про всех знает, наверняка сможет.

Но я не о том. Может ли быть так, чтобы вообще нельзя было отличить придуманное от настоящего? Чтобы даже умный профессор не смог?

А ведь для этого нужно совсем немного.

Нужно, во-первых, чтобы мы не видели, Как На Самом Деле. А мир № 1 такой огромный, что мы почти ничего и не видим из того, что попадает оттуда в придуманный мир. Не хочет никто книжки писать ни про нас, ни про наших друзей.

А во-вторых, нужно, чтобы придуманный мир обладал одним хитрым свойством, которое появилось в прошлом веке — интерактивностью.

Что это за зверь такой? Это когда текст или картинка не ждут, пока мы обратим на них внимание, а общаются с нами как равноправные собеседники. Как бы общаются, конечно, — но мы об этом забываем.

Само строение слова «интерактивный» показывает, что оно значит: «интер»-(«между»)-«активный» — «активный с двух сторон сразу, а не только со стороны читателя-зрителя». Особенно наглядна интерактивность в компьютерных играх, чья главная задача — стать интерактивнее (правдоподобнее, увлекательнее) реальности. Фильмы тоже норовят вырядиться «под интерактивность»: небывалые зрелища и катастрофы, вызывающие у зрителя 99-процентный «эффект присутствия», заполнили современное кино настолько, что, кроме них, в нем почти ничего не осталось.

На самом деле интерактивного кино не бывает: как его отсняли — таким оно уже и будет, и на «ту сторону» экрана мы никак не повлияем.

Проще говоря, интерактивность — это когда придуманное реагирует на наши действия, «как живое». Когда оно старается стать неотличимым от мира № 1 (хотя бы «на первый взгляд»). Мир № 1 общается с нами «от своего имени», и интерактивность тоже старается делать вид, что ее текст (или звук, или картинка) общается с нами «от своего имени», как самая настоящая реальность.