Он, пригнувшись, бесшумно подкрался к ней за спину. Пахнуло ее запахом и сиренью. Он достал из кармана тонкий, но необычайно прочный кожаный ремешок. Теперь он сжимал его двумя руками, никак не решаясь… Она шагнула к дому. Все! Ждать больше нельзя. Он рванулся вперед и накинул удавку ей на шею. Она вскрикнула, судорожно дернулась, букет и зонтик выпали из рук. Засучила ногами, попыталась освободиться, рванулась что было сил, но он затягивал удавку все туже и туже. Теперь она только хрипела, сдав...
Он, пригнувшись, бесшумно подкрался к ней за спину. Пахнуло ее запахом и сиренью. Он достал из кармана тонкий, но необычайно прочный кожаный ремешок. Теперь он сжимал его двумя руками, никак не решаясь… Она шагнула к дому. Все! Ждать больше нельзя. Он рванулся вперед и накинул удавку ей на шею. Она вскрикнула, судорожно дернулась, букет и зонтик выпали из рук. Засучила ногами, попыталась освободиться, рванулась что было сил, но он затягивал удавку все туже и туже. Теперь она только хрипела, сдавшись почти без борьбы. Привычный запах внезапно изменился, теперь она пахла по-другому: остро и неприятно, и он невольно поморщился. Она воняла! Его передернуло от омерзения, но через секунду, совершенно неожиданно для себя он страшно возбудился. Чувство было настолько ярким и острым, что он содрогнулся от сладкой волны и прижался к ней сзади всем телом. Его колотило в пароксизме острейшего наслаждения. Хватка непроизвольно ослабла, и она, тотчас почувствовав это, собрала остатки сил, рванулась в надежде освободиться. Но он уже пришел в себя. Еще несколько судорожных рывков, и она начала обмякать.
