Читать онлайн «Герои «безгеройного времени»»

Майя Туровская

Герои «безгеройного времени»

(3аметки о неканонических жанрах)

Памяти моего мужа 

Бориса Медведева 

Requiem aeternam

Вступление

Когда критик знает точно, что написанная им книжка не может претендовать на роль исследования, и в то же время не знает, на что она может претендовать, он называет ее скромно - «заметки». Или более интригующе - «эссе».

Это означает, что он хочет сообщить читателю нечто кое о чем, притом, что ни это Нечто, ни тем более Кое-что не рассчитаны на академическую полноту.

Это не оговорка - это просто констатация факта.

Предлагаемая книжка - как читатель мог заметить из ее подзаголовка - как раз и принадлежит к этому необязательному, но милому сердцу многих жанру.

И коли уж слово «жанр» само попалось под перо, то поясню и вторую часть подзаголовка.

На Западе ежегодно составляются списки бестселлеров для изучения конъюнктуры рынка. Не удивительно, что в них постоянно фигурируют названия модных детективов или научной фантастики - жанров, на которые при их сугубой каноничности «большая литература» смотрит несколько свысока (нужды нет, что сюжеты Достоевского были чаще всего детективными, а Свифт писал фантастику).

Но в тех же списках бестселлеров все чаще занимают свое место вещи совсем уж игнорируемые литературоведением. То это какое-нибудь «Путешествие на «Кон-Тики» Тура Хейердала, появляющееся на книжном рынке «как беззаконная комета в кругу расчисленных светил»; то это «Величие и падение III рейха» американского журналиста Уильяма Шайрера - история нацизма, основанная на огромном архивном материале; то это научная гипотеза Джона Лилли, изложенная в книге «Человек и дельфин»; то это документальная история одного убийства, воссозданная американским: писателем Трумэном Капоте и пробивающая реалистическую брешь в пленительных и кровавых вымыслах криминальных авторов; то это памятный манифест «хипа» «Белый негр» Нормана Мейлера, более нашумевший, чем все нашумевшие романы этого нашумевшего американского автора.

Статистика - этот божок современной буржуазной цивилизации - отметила любопытный процесс в области читательского спроса: понижение интереса к тому, что мы привыкли считать собственно литературой, при повышении внимания ко всякого рода неканоническим жанрам.

Путешествия, мемуары, популяризация научных открытий и гипотез, история, публицистика, социология, эстетика - огромный поток информации хлынул на печатные страницы западных изданий, на кино- и телеэкраны, оттесняя вымыслы беллетристов.

Как правило, этим книгам, получившим общее название «non-fiction», то есть «невымышленные», - книгам разного литературного качества, разной степени достоверности и человеческой ценности - присущи две общие черты: документальность и сенсационность.

Почему читатель (и зритель) так привержен документальности всякого рода? - вот вопрос, который заслуживал бы пристального изучения.

Потому ли, что за две войны и две послевоенные эпохи (которые всегда бывают эпохами известного отрезвления) было унесено так много величественных мифов, благонамеренной лжи, мишуры громких слов, рухнуло так много режимов и их самоуверенных иллюзий и явилась потребность увидеть жизнь, как она есть, - то есть оказаться «при факте»?

Потому ли, что колоссальный скачок в науке и технике, переживаемый нами почти как стихийный катаклизм, вновь поставил человеческий разум, как во времена Ньютона и Коперника, перед необходимостью создать себе целостное физическое знание о мире, а пока что оставил его при позитивистском взгляде на вещи, то есть при том же «факте»?

Или, наконец, тот поистине революционный переворот, который произошел в столь узкой и столь широкой специальной области, как mass media - или средства массовой информации, - которые приобрели в странах развитого капитализма, и особенно в Америке, поистине тотальный характер и имеют уже своего пророка в лице канадского профессора маршала Мак-Люена.

Одним словом, в наши дни уважающий себя читатель или зритель mass media охотно отдает предпочтение всему, что может быть удостоверено «с подлинным верно» - будь то экзотическое путешествие, дерзкая научная гипотеза или жуткая история убийства.

Факты, даты, цифры, географические пункты и фотографии, фотографии, фотографии... Но, с другой стороны, давно уже не была столь сильна жажда «возвышающего обмана», как в эпоху миллионов фактов.

Как ни странно, одно другому не противоречит и оба эти разнонаправленные устремления западной публики находят компромисс в понятии «сенсация».

Ибо списки бестселлеров есть также и перечень «сенсаций».

Это определение вовсе не обязательно относится к намерениям их авторов.

Для Джона Лилли вопрос о наличии разума у дельфинов был, вероятно, столь же серьезной научной проблемой, как для доктора Барнарда возможность пересадки человеческого сердца.

С другой стороны, для Тура Хейердала сенсационность путешествия на «Кон-Тики» была способом привлечь внимание научного мира к своей гипотезе.

А для английской писательницы Памелы Хенсфорд-Джонсон чудовищность «Болотного процесса» - средством, чтобы обратить взоры «общества процветания» «внутрь души», к ее «смердящим язвам».

Таким образом, сенсационность вовсе не однозначно связана с намерениями авторов - ученых, путешественников, историков, публицистов - или нужна им как средство в собственных гораздо более важных целях.

Сенсация есть способ застать жизнь врасплох, увидеть ее на изломе, в критические моменты, когда сама действительность, не дожидаясь вмешательства искусства, заостряет свои тенденции до степени символа.

В то же время для публики и еще более - для могущественной империи средств информации сенсация все более становится самоцелью.

Сенсация - мать мифов, создаваемых с помощью mass media. Мифологизация сознания буржуазного человека, быть может, заметнейшая черта цивилизации, обладающей самой разветвленной сетью средств массовой информации. При этом факты служат более благодарной почвой для мифотворчества, нежели вымыслы.

Что до этой небольшой книжки, которая, как я уже говорила, содержит заметки или эссе по поводу разного рода неканонических жанров современного Запада, то в ней широкая публика и ее отношения со средствами информации почти так же существенны, как сами эти жанры. Ибо судьба произведения зависит от сложения по крайней мере двух воль - писателя и читателя. Не говоря уже о рекламе и воле издателя...

Отсюда и кино, которое в том или ином виде фигурирует почти в каждой главе. Это не только дань профессиональным интересам автора или общеизвестному пристрастию большинства читателей - это отражение того объективного положения, которое ныне существует в мире. Сегодня кино если не «самое массовое» (в этом с ним с успехом соперничает телевидение), то пока что самое информативное из искусств, своего рода барометр развития буржуазной цивилизации. Быть может, уже в ближайшее время оно и в этом уступит телевидению, подтвердив преобладание средств массовой информации над собственно искусством, которое до сих пор казалось надежным способом заглянуть в действительность и понять ее тенденции. Впрочем, давно ли кино утвердилось в ранге «искусства», преодолев проклятие своей «индустриальности»?

«Индустриальность» кинематографа тоже делает его для этой книги незаменимым, ибо, насчитывая в своих анналах имена гениальных, талантливых и просто проницательных художников, кино в то же время благодаря этой второй своей ипостаси стало чем-то вроде современного фольклора большого капиталистического города, отвечающего широкому зрительскому спросу, иначе говоря - среднему вкусу среднего потребителя.

Я выбирала то, что так или иначе было сенсацией, потому что духовные запросы, а значит, и коммерческий спрос читателя занимали меня не меньше, чем намерения авторов. И еще оттого, что безудержный культ Сенсации, Мифа сам по себе есть признак некоего духовного кризиса. Духовный кризис как раз и есть та точка, где весьма разноречивые темы, затронутые в этой книжке, пересекаются между собой.