Читать онлайн «Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)»

Назначение на Байконур я воспринял стоически. Во-первых, солдат службы не выбирает, а, во-вторых, могло быть и хуже, например в Аральск или Сары-Азек, Джезказганской области. Оставался ещё Дальний Восток, где год шёл за три, как на войне. Туда даже очередь стояла, служили одни блатные: делать нечего — ходи на охоту, бей медведей, лови красную рыбу, жди, пока боеголовка упадёт. Конечно, в Плесецке климат куда лучше, чем в Казахстане: зима, лето, морошка… Но на Байконуре, по-крайней мере, был построен современный город Ленинск, содержание которого обходилось к началу 80-х годов в миллиард рублей. В кои-то веки большевикам удалось построить что-то путное, да ещё в абсолютно враждебной человеку среде. Если воспринимать архитектуру, как овеществлённое время, то в пустыне эта борьба человека со временем изначально обречена на провал. У казахов, вообще кочевников, отсутствует чувство времени в нашем понимании, согласно с иудо-эллинской культурной традицией. Они не создают материальных форм. Казахи брезгуют жить в каменных строениях. Из вечного они строят только мазары и мавзолеи. Сами казахи не твёрды в вере, хотя обрезать их начали со времён Таммерлана. Из всех обычаев только хоронят согласно мусульманскому обряду. Святые места — пережиток язычества, представляли собой кучи камней.

Человек по роду своей деятельности — хронофаг. Когда он дерзнул построить из камня, то восстал против Бога. Один из примеров тщеты человеческих усилий — кирпич. Теоретически, обожжённый кирпич в условиях пустыни вечен. Однако соль разъедает его полностью и удивительно быстро. Стены туалетов в солдатских казармах выпадают лет через пять.

Ленинск разделил судьбу всех бывших до него городов. Когда летишь на вертолёте, внизу видны руины самых различных эпох. К ним органически присоединились и новейшие — брошенные старты. Например:

113-я, с которой запускали на Луну;

118-я — посадочная площадка «Бурана»;

41-я, на которой погиб маршал Неделин…

В «честь» маршала рядом разместили хоздвор с полудикими свиньями, а подземелья заполнили собаки коты и… дезертиры.

Впечатление мистическое. Едешь по пустыне, а вокруг — воронки, ежи, надолбы, выдолбы, долбоебы — все основные виды инженерных сооружений. Как будто находишься в блокадном Ленинграде или осматриваешь «зубы дракона» на Линии Зигфрида. Гектары бетонных столбов, о которые должна была разбиться упавшая после неудачного пуска ракета. Строительство 50-х годов уже странно для современных ракетчиков. Археологи будущего не поймут смысла этой цивилизации, и потомки вряд ли поведают им об этом что-то осмысленное. Где-нибудь на 80-й площадке ощущаешь себя инопланетянином: проржавевшая ж/д ветка со сгнившими шпалами, железобетонные бункеры, сферические танки для кислорода, ветер свистит в параболических антеннах… Каково казаху пасти там овец? Что он сможет рассказать об этой цивилизации потомкам, когда ни дед, ни отец, на глазах которых всё это строительство происходило, не смогли поведать ему о предназначении этих руин?

Надо сказать, что кроме времени, кочевники не воспринимают и иных абстрактных величин, например, мер длины. «Два метра» для них ничего не значит. Казах всё меряет по окружающим предметам: «большой, как верблюд» — это как дом или тепловоз. В категорию «маленький, как мышь» вписываются все предметы, которые меньше ишака — например, кот или петух. Основных мерила три: овца, конь или верблюд. «Пять верблюдов» — это вообще много; но масштаб руин несоизмерим даже с такой величиной. Поставь верблюда на фоне такой мачты — его и не увидишь, в то время как верблюд и пирамиды вполне соизмеримы. Можно сфотографировать одного на фоне другого.

Разрушения особенно усилились после высыхания Аральского моря и превращения его в систему гнилых соляных болот. Процесс этот геологический. Фактор человеческой деятельности был сильно преувеличен желавшими погреть руки на повороте северных рек. Слишком ничтожен человек по сравнению с великолепием природы. Знакомые космонавты как-то признались мне, что следы цивилизации на Земле из космоса не различимы. Экология — не более, чем бизнес «зелёных». Один вулкан извергает из ада больше окиси углерода и серы со стронцием и полонием, чем все автомобили и паровозы за столетие. Уместно вспомнить, что в викторианской Англии проблему промышленных отходов создавал конский навоз. В Лондоне даже процветали целые акционерные общества, занятые его захоронением, пока в Первую Мировую лошадей не съели автомобили.

Собственно, сам Байконур стоит на дне древнего Аральского моря. На отдельных местах оголившегося некогда морского дна, среди гальки попадались даже драгоценные камни. «Грязные» рубины — мутно-красные, в отличие от индийских, кашмирских, цейлонских, прозрачных на 90 %. Собирать их можно было горстями. Капитан Авдеев, командир роты, по своему пристрастию к поделкам, вроде самолётиков в бутылках, сделал жене ожерелье. Камни обрабатывали напильником, затем солдаты шлифовали их на кожаных ремнях где-нибудь в карауле. Дошло до политотдела, разгорелся страшный скандал:

— Чем у вас на боевом дежурстве занимаются? Вы бы ещё коронки ставили!

Среди солдат и правда был умелец, пользовавший сослуживцев. С помощью телефонного аппарата ТА-57 убивал нерв, затем электродрелью высверливал пульпу, ставил пломбу из цемента и коронку из рандоли. Во время операции пациента привязывали к кровати. Одному караульному солдату этот дантист из народа умудрился поставить два зуба. Тот три недели плевался зелёной слюной, затем почернели и все остальные зубы. Другой целитель, вотяк, родом откуда-то из Удмуртии, подвизался на поприще мануальной терапии. Солдат белил в каптёрке потолок, лестница упала, случилась контузия. «Целитель» положил дверь на спину несчастного и стал на ней прыгать. Страдальца с дичайшими воплями уволокли в санчасть. Эскулапы едва отходили.

Циклопические сооружения хрущёвской эпохи поражают воображение. Байконур строили рабы — солдаты-строители. В США не было стройбатов, поэтому там до такой гигантоматии не дошли. Технологические катастрофы не уступали по мощности Хиросиме, разве что, вместо радиационного, происходило химическое заражение. Ракета Н-1, для полёта на Луну, взорвалась на высоте 13 км. Королёв избрал для этой конструкции пакетное расположение двигателей. Я видел их обломки, размером с двухэтажный дом, валявшиеся в 20 км от старта. На самом старте две мачты такой высоты, что верхушки теряются в облаках. Это вам не останкинская телевышка. Раскачка — амплитуда колебаний — 40 м. Когда подходишь, слышен скрежет зубовный стали, бетон основания колеблется под ногами. Впечатление такое, что мачта падает тебе на голову; одно желание — убраться поскорее. После неё я понял, что испытывали древнеегипетские верующие, когда их сгоняли куда-нибудь в Абу Симбел. Балки ржавеют, осыпаются; а поскольку нет специалистов, чтобы демонтировать их, ждут, когда те сами (лет через тридцать) упадут. Потом их лет за 200–300 засыплет песком, и предприимчивые грабители могил унесут кабели из цветного металла и крышки люков для сдачи в какой-нибудь «вторчермет» будущего, как некогда сдавали финикийцам технологическую начинку пирамид. Наконец, захоронение нашей мечты разроет какой-нибудь армянин (этот народ вечен) и, как Коллоса Родосского, продаст туркам на чеканку монет. Второй примечательный памятник — на 45-й площадке — МИК (монтажно-испытательный корпус), в котором собирали «Энергию». Крытый город, куда там Кёльнскому Собору. Поставь на него МИК — Собор внутри не сразу найдёшь, да и росписи покруче. Панно с изображением Ленина — высокохудожественную мозаику из метровых плит, площадью полтора гектара — на стене МИКа видно с высоты 10 км.

Как и Баальбек, и пирамиды, Байконур неуничтожим — нечем вывести. Его строили 15 лет, вложили огромное количество денег. В пустыне даже песок — дефицит. Местный, солёный, использовать невозможно. Щебень и песок завозили поездами, песчаные бурты вырастали до горизонта, дожди их постепенно размывали, поэтому везли ещё. Монументальные памятники сохранились только потому, что экономически было невыгодно их разбирать. Каждая последующая эпоха экономнее предыдущей. Период полного распада рельса в пустыне — 10000 лет; потомки ещё успеют налюбоваться делом наших рук. Байконур должен стать центром туризма, несмотря на объективные трудности.

Полигон имеет форму неправильного четырехугольника. Его южная граница опирается на реку Сыр-Дарья и станцию Тюратам. Наибольшая протяжённость с севера на юг — 70 км и с запада на восток — 70 км. Внутри — три основные ветки железной дороги и разбросанные по пустыне «площадки». Между площадками кочевали казахи и сайгаки. У тех и других там проходили вековые тропы. В то время, как сайгаки служили в пищу, казахи в эпоху шпиономании создавали огромную проблему.